Unknown

И при всем этом – радостное чувство надежды. То самое, воспитанное советскими книжками и фильмами – пусть сейчас плохо, но потом точно будет лучше. В конце концов, мы ждали перемен - и вот они, перемены! Пусть жрать нечего, зато читать можно, сколько хочешь. Книжки, напечатанные на желтой газетной бумаге, рассыпаются после первого прочтения, переводы, сделанные целыми бригадами студентов-филологов, отвратительны, но это книжки! Сотни газет всех цветов и оттенков, выборы, исход которых не ясен заранее – причем настолько, что однажды их выигрывает партия Жириновского, к его собственному огромному удивлению. От телевизоров по вечерам не отлипнуть – там передачи в прямом эфире (ведущий КВН даже показывает на камеру наручные часы, чтобы убедить зрителей, что это правда прямое включение), политические дебаты, «Взгляд» с еще живым Листьевым, «600 секунд» – совершенно новый формат новостей; все запрещенные раньше фильмы и запрещенные раньше темы – все это впервые в жизни целой страны. И как лозунг эпохи - радостный вопль с телевизионного экрана конца восьмидесятых: «Партия, дай порулить!»

Поездки за границу по работе, первый шок от того, как живут люди по ту сторону. Лучшее слышанное когда-либо сравнение – черно-белый телевизор без предупреждения поменяли на цветной. Чистые, веселые, красочные города без мусора и пыли, буйство красок в продуктовых и цветочных магазинах, вообще цветы повсюду, и люди – улыбаются, а не глядят угрюмо и недоверчиво, как много раз поколоченная палками собака… Сейсмическая обсерватория в Бельгии, рядом – маленькая деревушка с единственным баром. Антон дарит на память бармену банкноту в пять тысяч рублей. Бармен, пожилой сицилиец, смеется, спрашивает – «я могу купить на эти деньги дом»? Нет, дом – вряд ли, но пачку сигарет без фильтра – вполне… Жаль, что в этом баре не продают сигареты без фильтра.

1999 год. Ночь, больничка, приемный покой хирургического отделения. Антон сидит с наспех перемотанной башкой - по глупости получил рукояткой пистолета по кумполу, без особого успеха попытавшись не пустить двоих бугаев в масках – один был с пистолетом, другой с ножом – в квартиру, которую тогда снимал. В очереди с ним - порезанные, переломанные, стукнутые. Некоторые просто лежат у стенки; иногда из кабинета выходит врачуга и наметанным глазом определяет, кто из них уже откинул копыта, а кто еще нет. Две тусклые лампочки освещают все это великолепие. Кто-то стонет, кто-то блюет. И вдруг мужик из порезанных выдает нетрезвым голосом на всю больничку – «Во, блин! Американский сериал «Скорая помощь»»! Минуты три ржут все, включая тех, кто до того молча валялся у стенки.

Двухтысячный год. Надо же, дожили, даже не верится. Новое тысячелетие не то началось, не то начнется через год. Приглашение в Данию на год с возможностью продления контракта. Страна-сказка, страна-игрушка, но про это уже целая книжка написана и даже издана, не имеет смысла повторяться. Через два года, по возвращении – совсем другой мир, беспредел девяностых закончен, все финансовые потоки взяты под жесткий контроль, теперь бандиты добывают себе территории не перестрелками за чертой города, а в чиновничьих кабинетах. Все формализовано, все имеет свою цену. Да, впрочем, Господь им всем судья. Стрелять перестали – и ладно.

Неожиданное знакомство – она не свободна, хуже того, она – подруга знакомого, из той самой компании, в которой и без того сплошная Санта-Барбара последние десять лет, и надо бежать подальше, и оба мы это знаем, но бежать не получается, потому что надо же, как стукнуло в сорок с лишним лет, про это рассказывал Мастер – так поражает молния, так поражает в переулке финский нож… Притяжение, отталкивание. Летний Сад. Письма, сотни писем. Милых, мучительных, иногда – жестоких. Все, конец. На душе пусто. Письма еще приходят… Стихи. Никогда не писал их – и вот… Ночи в сети, в разговорах с такими же потерянными душами. Иногда вдруг – звонок, встреча на улице, в кафе на пять минут, невозможно не прийти, и остаться тоже невозможно…

Много чего было, и многое еще будет. Крупногабаритная мадам на заднем сидении перешла с нервного взрывчатого храпа на равномерный дизельный, а Антон все еще таращился в темное окно, за которым не было ни единого огонька, и вспоминал девятый «А».

- 7 -

Юрка сыграл сразу в нескольких спектаклях городского народного театра, и весь класс ходил эти спектакли смотреть, и бешено аплодировал. Играл он великолепно, жил в образе, не пережимал и не переигрывал, и казалось, нет такой роли, с которой он не справился бы. Пашка тоже играл – в гандбол за республиканскую юношескую сборную, он был вратарем. Антон никак не мог понять, что за радость в том, чтобы изображать бесплатную мишень для маленьких тяжелых, летящих с огромной скоростью мячиков, но Пашка находил в этом какое-то странное удовольствие.