Unknown

За две недели до отъезда из первого стройотряда трех друзей – Леху, Олега и Антона перебросили из Знаменки в Комсомольск-на-Печоре, в выездную бригаду. Суть этого мудрого решения командования стала понятна, когда они добрались до места: половина бригады болела дизентерией, а потому никак не могла ходить на работу. Собственно, не только на работу – они оккупировали все уличные деревянные сортиры в поселке, и не могли отойти от них даже на пять минут. Врач Женя, выпускник славного санитарно-гигиенического института, чудесно умел махать лопатой на железной рукоятке, перемешивая и раскидывая бетон (ни одна рубаха не выдерживала движений этих могучих мышц дольше недели), но этот случай был явно вне его компетенции. Скормить страждущим по пачке энтеросептола – все, что он мог. По идее, он был обязан сообщить в штаб об эпидемии, но тогда всю бригаду, а то и отряд заперли бы в карантин – и прощай, стройотрядовский заработок, на который мы все собирались существовать целый год. Для троих друзей не нашлось места в общежитии, и их поселили в недостроенном бараке. Крыша там была, а вот двери не было. Электричества и мебели тоже. Но на полу лежал вполне мягкий слой строительной пыли и мусора, на который можно было кинуть спальные мешки. Вообще в отряде был строжайший сухой закон, действовавший все лето (кроме, конечно, Дня Строителя и отвальной, во время которых студенты оттягивались разом за все), но троица решила, что в обстановке эпидемии, да еще и в продуваемом насквозь темном бараке не пить просто преступно и глупо.

Надо сказать, водка воркутинского разлива – это отдельная песнь. В том смысле, что с этой жидкостью никакой дизентерии не надо, и будильника тоже. Вечером выпиваешь стакан – в пять утра просыпаешься, как штык, вскакиваешь и бежишь, перескакивая через штабеля бревен и трубы теплотрасс, и следующие полчаса проводишь в глубоких раздумьях. Но зато ни одна палочка и ни одна бактерия в таких условиях не выживает, это факт. И наши герои не заболели. Ну, правда, Леха выпилил бензопилой из плеча Олега здоровенный кусок мяса, но, во первых, этого мяса там осталось еще довольно много, а во-вторых, – это совсем другая история.

Травм и болезней в отрядах хватало, и пару раз Антона спасала только неплохая реакция и знание основных физических законов. Один раз на восьмиметровой  высоте по приставной лестнице, на которой стоял Антон, скользнула падающая балка крыши, и лестница отскочила от столба и стала вертикально, как в замедленном кино. Спас третий закон Ньютона – Антон изо всей силы швырнул топор назад, в заросли бурьяна. Лестница подумала немного, и прислонилась обратно к столбу. Спускался с нее Антон минут сорок – ноги наотрез отказывались держать, потом четверть часа лежал, глядя в высокое небо, потом послал подальше явившегося откуда ни возьмись бригадира, потом еще полчаса искал топор среди крапивы. Был еще случай на узкоколейке, когда состав с лесом, пережидавший в паре сотен метров от бригады ремонтные работы, тронулся, и одно бревно на платформе от толчка развернулось и встало поперек, набирая скорость вместе с составом и грозя снести стоящих рядом с путями студентов... Бежать было некуда, но оно упало, не доехав до них метров пяти. Много чего было.

Все эти подвиги и лишения нужны были для того, чтобы при минимальной удаче через два месяца привезти домой столько денег, сколько средний инженер зарабатывал за целый год, но главное – чтобы осенью прийти на факультет в застиранной, пестрящей эмблемами и значками и местами залитой мазутом стройотрядовской куртке. И странно, но через неделю после возвращения домой к мягкой постели, чистому белью и вообще расслабленному городскому существованию начинало снова тянуть туда, к комарам, бревнам и бетону…

-

5

-

1982 год проводами «серого кардинала Политбюро» Суслова открыл «пятилетку похорон». Как называется прекрасная, торжественная и печальная музыка, которую в особых случаях играли по радио – Антон тогда же узнал от музыкально образованного однокурсника Леньки. Как-то раз Ленька с особым воодушевлением сказал – «все, опять адажио Альбинони передавали... верное дело – еще один копыта откинул, можно занимать очередь за газетой с некрологом!», и напел для убедительности – «та тада тада тАаа да, та тада тада тАаа да»... Потом, правда, оказалось, что Альбинони этого адажио вовсе не писал, а написал его не так давно другой итальянец – склонный к мистификациям Джадзотто.