Уолбэнгер

— Это что, мыло? Не поскользнись на мыле.

— Я не поскользнусь на мыле.

— Я не хочу, чтобы ты поскальзывался на мыле. Будь осторожен.

— Я не поскользнусь. А теперь развернись и попытайся быть потише.

— Потише? Это не возможно, особенно когда ты... мммм... а потом... оооо... а после, ой, Саймон больно же. Ты там в порядке?

— Я поскользнулся на мыле.

Я начала поворот, чтобы убедиться в порядке ли он, как Саймон неожиданно прижал меня к стене душевой, положив мои руки на кафель. Губы щекотали, также как и стекающая по телу вода, когда его тело вжималось в мое. Мысли о скользком мыле тут же испарились, когда он проскользнул в меня, такой твердый, толстый и превосходный. Мое дыхание перешло во вскрики, усиливающиеся кафельными стенами и эротично стекающей водой. Из груди вырвался еще они крик, когда он входил в меня, мучительно и осознанно медленно, державшись руками за мои бедра.

Я откинула голову назад, повернулась и увидела силуэт Саймона, голого и мокрого. Брови сосредоточенно сведены, рот открыт пока он трахал меня, безжалостно и без малейшего сожаления. Мой мозг довольно быстро затуманился, я была готова взорваться, бормотала какие-то неосознанные слова, которые терялись в потоке воды, утекая прямо в слив.

С тех пор как «О» вернулась, у нее не было времени прохлаждаться. Как мне показалось, она появилась довольно быстро и без всяких вопросов, и сразу же стерла все воспоминания об ужасных месяцах ожидания, слез, мольбы и сожаления. Она наградила меня целым парадом, после которого я становилась глупой, бесхребетной и готовой к большему.

Рыча мне в ухо, дрожа и пульсируя, Саймон замедлил свои движения. Он точно знал, также как и я, что его девочка была не прочь все повторить. Поэтому, с мучительной ловкостью, смачно поцеловав мое плечо, он вышел из меня, быстро развернул и вошел, не успела я сказать:

— Эй, ты куда собрался?

— Никуда, Куколка, по крайней мере, в ближайшее время, — бубнил он, когда грубо схватил меня за задницу, приподнял, и используя свой вес, прижал меня к стене. Его тело напряглось, когда мое наоборот расслабилось, наша влажная кожа неописуемо идеально соприкасалась друг с другом. И как мне удалось так долго держаться подальше от этого мужчины? Не важно. Он был здесь, внутри меня, и уже был на полшага к возвращению парада «О». Я чуть откинулась, открывая небольшое пространство между нами, достаточное, чтобы посмотреть вниз, и похоть затуманила мне глаза, когда я увидела, как он входит в меня, снова и снова, заполняя, как не делал ни один мужчина до него.

Опустив взгляд, чтобы знать от чего я замерла, он тоже был пленен этим зрелищем, и он смог произнести только:

— Ммммм. — Его движения ускорились, доводя до грани, когда ты близок как к боли, так и к блаженству. Его голубые глаза, сейчас горящие от страсти грани, поймали мой взгляд, и мы вместе кинулись со скалы.

Сплетенные, замершие, и высвобожденные. Мы кончили вместе с ревом, бормотание, и стон, вырвавшийся из меня, царапал мне горло, как после кальянокурения.

Кальянокурение... отличное название для... мммм...

18:41

Это было настоящее зрелище, Саймон, расхаживающий по моей квартире в одном полотенце, убирающий банки с мукой, и комочки изюма. Я так сильно смеялась, когда он наступил на растекшейся джем и поскользнулся, успев схватиться за столешницу, что мне пришлось сесть на диван. Теперь он стоял прямо передо мной с кусочком хлеба с цуккини в руке, и удивленным взглядом, пока я продолжала смеяться. Я не могла остановиться, и мое полотенце сползло, открывая все мои прелести. При виде моих сисек случилось две вещи. Его глаза расширились, и кое-кто встал. Даже вскочил. Я вскинула бровь глядя на его нижнюю часть.

— Ты хоть понимаешь, что превратила меня в робота? — спросил он, кивая на свой агрегат, выглядывавший из полотенца. Саймон неспешно положил хлеб на кофейный столик.

— Разве это не мило? Он как будто высовывает голову и выглядывает из-за шторки, — захлопала я в ладоши.

— Ты наверно не в курсе, но есть обязательное правило, ни один мужик в мире не захочет слышать в одном предложении слова член и милый.

— Но разве он не милый, погоди, а куда он делся?

— Он застеснялся. И опять же он не милый, но стеснительный.

— Да, конечно. Что-то я не заметила никакого стеснения в душе.

— Думаю, нужно поднять его эго.

— Ого.

— Нет, правда. Ты увидишь, какой он отзывчивый от поглаживаний.

— Видишь ли, я вот думала, что ему лучше подойдет языковое общение, но раз ты уверен, что лучше поглаживания...

— Нет, нет, языковое общение ничуть не хуже. Он... проклятье, Кэролайн!