Уорхол

Проведя час с арт-директором, Энди мог поехать на бизнес-ланч в дорогой ресторан в Ист-Сайде. После ланча он ехал в другой офис за материалами для заказа. Ближе к вечеру он обычно заезжал в свое новое любимое местечко, Serendipity, выпить кофе с пирожными. Serendipity, то есть «наитие», – этим словом можно было бы описать отношение Энди к жизни – находился на первом этаже здания на Восточной 58-й улице и предлагал среди прочего, в стильных белоснежных декорациях, мороженое, торты, кофе и модные безделушки. Это была мекка таких знаменитостей, как Глория Вандербильт, Кэри Грант и Трумен Капоте. К Энди часто присоединялся молодой человек или сразу несколько, которые порой помогали раскрашивать его рисунки. Владельцы, которым вскоре суждено было серьезно повлиять на судьбу Энди, поначалу увидели в нем человека необычного и одухотворенного, державшегося довольно грустно и сиротливо и иногда напоминавшего бедного родственника из провинции. Перед уходом он нередко покупал пирожные и торты. По пути домой иногда останавливался приобрести книжку, пластинку или журналы. По вечерам он зачастую был приглашен на вечеринки или шел в оперу, на балет или в театр с друзьями.

Энди был более чем щедр с теми, кого любил. Помимо их развлечения, он мог спонтанно одарить их чем-нибудь, купленным ранее, чем они восхищались. Его друзьями были веселые люди со свойственным богеме взглядом на вещи, пробовавшие себя в литературе или живописи. Его знакомые девушки были достаточно экстравагантны. Они были милыми, но слегка ненормальными, и он, кажется, был в восторге от них.

После вечерних развлечений Энди часто мог несколько часов проработать, прежде чем шел спать около трех или четырех утра.

Вот в такую схему жизни Энди ввел нового друга, который вскоре стал его первым настоящим любовником, – Карла Уиллерса.

Альфред Карлтон Уиллерс встретил Энди в 1953 году в фотохранилище Нью-Йоркской публичной библиотеки, куда Уорхол часто приходил подбирать исходные материалы для своих иллюстраций. Энди забирал с собой домой множество фотографий. С одной он копировал лицо, с другой – деталь стула, кошачью морду с третьей, применял к получившемуся блоттирование и получал оригинальный рисунок, происхождение которого в итоге было не определить. Самым важным, по его словам, было то, что он отбрасывал. Чтобы быть абсолютно уверенным, что никто не определит его исходники, Энди не возвращал фотографии, пока не образовывалась просрочка, платил небольшие штрафы, чтобы не отдавать их. Таким путем он вскоре собрал обширный банк фотоизображений. Еще он начал коллекционировать антиквариат и предметы искусства. Уиллерс, обучившийся печатать и стенографировать в воздушных войсках, работал секретарем куратора коллекции в ожидании начала обучения истории искусства в Колумбийском университете.

Карл, как он представлялся (Энди дразнил его, называя Альфредом), был двадцатиоднолетним уроженцем штата Айова, чья мальчишеская привлекательность подчеркивалась копной светлых волос такой длины, что некоторые друзья в шутку прозвали его Пальмой. Это был его первый год в Нью-Йорке, и он, пожалуй, был куда неопытнее, чем ему хотелось бы признавать.

Той осенью он стал частым гостем в квартире на Лексингтон-авеню и одним из компаньонов Энди на обедах в Nicholson и на внезапных театральных вечерах. Юлия казалась довольной, что Энди нашел близкого товарища, и обращалась с ним как еще с одним сыном. Уиллерс был поражен домом Энди: сам Энди, Юлия и кошки, словно вышедшие из какой-то европейской сказки, были реальностью, значительно отличавшейся от той, которая сформировалась у Карла поначалу после первых впечатлений от Уорхола. В своей типичной манере Энди сперва пытался скрыть детали своей личной жизни, рассказывая Альфреду, что он родом с Гавайев. Многие отмечают, как Энди, должно быть, радовало сочинять себе разнообразное прошлое, как только появлялась возможность. По крайней мере еще одна большая голливудская звезда, Марлон Брандо, известен тем же. Всегда можно просто обратиться к Голливуду, чтобы подобрать ключики к поступкам Энди, раз уж он без конца подхватывал тамошние повадки.

«Энди в прямом смысле хотел быть знаменитым и не скрывал этого, – утверждал Карл Уиллерс. – Стоило ему начать рассказывать, какой чудесный, и замечательный, и талантливый, и блистательный гений вот этот, и – бац: Энди уже сам хочет быть известным».