Упадок и разрушение деда Вилкина?

Пока дед Вилкин переваривал столь неожиданное заявление, внук или то что от него осталось, добавил. И смотрел он при этом прямо в глаза старику.

– Я до этого и не жил вовсе.

– Про себя все…А мне теперь как…– дед Вилкин взвел курок. – Как мне теперь…После этого.

Внук закрыл глаза и приготовился. Дед Вилкин Шекспира не читал, он читал Комсомолку-толстушку и инструкции для лекарств. Был вполне себе продвинутым дедом, а не унылым и модным начетчиком от литературы. Вместо того чтобы потрясать воображение читателя душещипательным монологом о суете сует на завтрак, ужин и обед, дед Вилкин вжал посильней резиновую нашлепку ружейного приклада в плечо. Звонкая, ломящая уши, тишина. Как тисками сжимала она голову в коротких малиновых косичках. Внук не выдержал.

– Стреляй уже. Чего ждешь?

– Здесь останешься. Мы тебя вылечим. –крикнул дед.

– Нет.

– В дурку сдам.

– Это не болезнь, дед.

– А что это?

– Я. – просто ответил внук и улыбнулся. Просто и ясно. Так он улыбался в детстве, когда вскрывались его шалости. Ни дед, ни внук от своего никогда не отказывались. Старик завыл. Негромко, протяжно и жалобно. Он поднял руку к лицу и протер глаза. Второй раз в жизни. Выстрелил быстро. Сухой щелчок. Внук глубоко вздохнул, а дед Вилкин бросил ему ружье. Сказал в общих чертах.

– На слоника…

– Спасибо, дед.

– Лучше бы ты сам аннигилировался, мужчина нетрадиционной ориентации и вообще плохой человек. – сказал дед Вилкин и вышел в спальню. Он оставался там все время, пока не услышал звук отъезжающего такси.

P.S.

– А знаешь что, Ёптель? – сказал дед Вилкин, когда опомнился и перестал тыкать своим фамильным тотемом в венгерскую иссеченную рюмку. – Я рыба. Селёдка мутноглазая. И главное. – Вилкин пододвинулся ближе. – Друг мой Ёптель. Ты какие патроны мне дал?

– Какие-то финские. Генка мой приволок. А что?

– Ничего. Хорошие патроны, но на лося не очень. Медленно соображают…

КОНЕЦ.