Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант)

Казнь стольких ни в чем не виновных граждан была оплакана лишь пролитыми втайне слезами их родных и семей. Смерть Папиниана, префекта претория, оплакивали как бедствие для общества. В последние семь лет правления Севера Папиниан занимал важнейшие государственные должности и своим благотворным влиянием направлял императора по пути справедливости и умеренности. Север, полностью уверенный в его добродетели и дарованиях, на смертном одре просил его следить за процветанием и единством императорской семьи. Искренние старания Папиниана в этом отношении только разжигали ту ненависть, которую Каракалла уже чувствовал к советнику своего отца. После убийства Геты префекту было приказано проявить свое мастерство юриста и красноречие, составив хорошо продуманную речь в защиту этого зверского поступка. Философ Сенека снизошел до того, что сочинил такого рода письмо к сенату для сына и убийцы Агриппины. «Убийство матери легче совершить, чем оправдать» – таким был великолепный и прославившийся в истории ответ Папиниана, человека, который без колебаний предпочел потерять жизнь, чем лишиться чести. Эта бесстрашная добродетель, оставшаяся чистой и незапятнанной рядом с придворными интригами, деловыми привычками и профессиональными адвокатскими уловками, придает памяти Папиниана больше блеска, чем все его высокие служебные обязанности, многочисленные сочинения и слава величайшего адвоката, которая сохранялась за ним на всех этапах истории римского правосудия.

До этих пор большой удачей для римлян и их утешением в самые худшие времена было то, что их добродетельные императоры были деятельными, а порочные – ленивыми. Август, Траян, Адриан и Марк Аврелий лично объезжали свои обширные владения, отмечая свой путь мудрыми делами и благодеяниями. Тирания Тиберия, Нерона и Домициана, которые почти все время жили в Риме или на виллах близ Рима, обрушивалась только на сословия сенаторов и всадников. Но Каракалла был врагом для всего народа. Через год после убийства Геты он покинул столицу (и никогда в нее не вернулся). То время, которое ему оставалось править, он провел в нескольких провинциях империи, более всего в восточных, и каждая из них по очереди испытала его грабеж и жестокость. Сенаторы, которых страх заставлял следовать за ним в его переездах, были обязаны каждый день за огромные деньги устраивать развлечения, которые он с презрением предоставлял своим охранникам, и строить в каждом городе великолепные дворцы и театры, которые император либо считал ниже своего достоинства посетить, либо приказывал немедленно разрушить. Самые богатые семьи были разорены тяжелыми налогами и конфискациями; многие из подданных находились под гнетом умело задуманных и затем увеличенных налогов. В мирной обстановке по самому незначительному поводу Каракалла в египетской Александрии отдал приказ перерезать всех жителей. С безопасного места в храме Сераписа он смотрел на эту бойню и руководил уничтожением многих тысяч граждан и иноземцев, невзирая ни на количество, ни на вину страдальцев, поскольку, как император холодно заявил сенату, все александрийцы, и погибшие и уцелевшие, были одинаково виновны.

Мудрые наставления Севера никогда не действовали подолгу на ум его сына, который, хотя и не был лишен воображения и красноречия, не имел ни способности здраво судить о вещах, ни человечности. Каракалла запомнил лишь одно отцовское правило, опасное и достойное тирана, и злоупотреблял им. Это правило: «Обеспечивай себе любовь армии, а все остальные подданные не имеют значения». Но щедрость отца ограничивало благоразумие, а его снисходительность к войскам сдерживали твердый характер и авторитет. Беспечная расточительность сына была надежной политикой и неизбежно должна была погубить и армию, и империю. Сила солдат, вместо того чтобы укрепляться суровой лагерной дисциплиной, уменьшалась среди городской роскоши. Огромное повышение сумм их платы и подарков истощили государство и обогатили военное сословие, чья скромность в мирное время и хорошая служба в дни войны лучше всего обеспечиваются достойной бедностью. Каракалла держался высокомерно и гордо, но среди войск он забывал даже о достоинстве, соответствующем его званию, поощрял наглую фамильярность солдат и, пренебрегая необходимыми и крайне важными обязанностями полководца, подражал в одежде и манерах последним рядовым.