Читаем Упавшие облака полностью

Тот сидел на полу, прижавшись к одной из стен спиной, и тяжело дышал. Когда его нервы успокоились, и он нашел силы подняться, он сразу направился к дереву: может быть, найдется все-таки?

Но этой надежде не суждено было сбыться.

Не было уже ни дерева, ни чего-либо, что напоминало бы о нем. На месте, где считанные минуты назад оно умирало, уже был проложен тротуар. И по этому месту уже неслись в разные стороны черно-белые потоки.

Поиск здесь был теперь бессмысленным. То, что так произошло, было пугающе. Многие, кто приходил сюда, теперь, возможно, будут подавлены и гораздо быстрее пойдут на холм. Юноша достал карту и перечеркнул на ней это место. Тяжело вздохнув, он пробежался по листу глазами и, выбрав следующую точку маршрута, побрел меж размытых движущихся потоков людей.

Он прошел пару не отличавшихся друг от друга улиц, и волнение вдруг охватило его. Что, если уже поздно? Что, если он, несмотря на то, что искал уже целыми днями на протяжении долгих недель, именно сейчас опоздал на мгновение?

Он отгонял от себя эти мысли.

Они внушали страх и заставляли колотиться сердце.

Он уже видел, и видел именно в этих местах. Да, никогда не удавалось, но он был близок.

И вот оно: то место, к которому он шел. Это был парк, в котором не было ничего, кроме асфальтированных дорожек и каменных однотипных лавочек.

Но здесь был еще и старый-старый фонтан. Вода из него била все время, так давно, сколько юноша помнил себя.

Сейчас он почти зачах. Он, конечно, вырвался из оков времени. Пережил дома, другие фонтаны. Переделали уже с того времени целые улицы, повсюду закатали землю асфальтом, а он все стоял здесь, выпуская из себя последние потоки жизни: жалкие остатки далекой молодости. Узоры в виде цветов давно были потерты временем, а сами эти цветы понурили тяжелые каменные головы в смиренном ожидании. Все было уже предрешено, это было ясно.

Ржавчина разъедала фонтан изнутри. Трещины на каменной коже почти стали рваными ранами. Через них его чистая душа вырвется и устремится в другое место.

Страшная, долгая смерть.

Но что давало ему новую жизнь, так это художники. Одного из них юноша знал. Тот всегда рисовал фонтан, словно тот новый, только что поставленный. На его полотнах он бил высокими, блестящими на солнце струями воды. Вокруг него стояли деревья, а на клумбах росли яркие цветы.

Художник и сегодня рисовал фонтан. Но не таким, как прежде.

На его полотне сегодня было серо. Небо было затянуто плотной тканью туч, вокруг фонтана не было ни дерева, ни травинки: сплошной асфальт. А сам он не бил, как в лучшие свои годы, а был мертв.

Так это почти и было на самом деле, разве что фонтан в реальности еще плевался в агонии жидкой ржавчиной.

Но и художник этот стал теперь другим. Как и человек, который ухаживал за деревом. Еще одним силуэтом.

И юноша, пришедший сюда с надеждой, тоже начинал ее терять.

Как все это может происходить так быстро, почему? Может быть, этот художник сделал с собой это, только потому что фонтан умирает? Или потому что молодого дерева больше нет?

Юноша не мог знать причины, но сегодня все рушилось. Страхи сбывались один за другим, и все это могло привести к краху и его поисков, и его самого. Он уже чувствовал бессилие, но еще мог взять себя в руки, и даже не сдаваясь посмотреть на реальность.

На силуэт, машинально рисовавший серость, примешивая к ней нехотя фонтан. На сам фонтан, который излил из себя в последний раз ядовито-красную жидкость, пахнущую сгнившей плотью металла, и погрузился в предсмертный сон.

Именно в этом сне, когда его тело начнет рушиться, трещины разойдутся, лопнут его сосуды, и последние его тщетные попытки быть фонтаном прекратятся, он, отчаявшись, умрет.

Юноша подошел к нему и провел по поверхности рыжей воды рукой, словно прощаясь. Повернув голову в сторону, он увидел в самом конце асфальтированной тропы парка что-то красное, промелькнувшее средь размытых линий.

Разве мог он не заметить раньше? Как?

Он ругал себя, что так увлекся мыслями о фонтане. Он помчался в сторону, где промелькнуло искомое. Выскочив из парка на оживленную улицу, он просочился сквозь черно-белый поток и увидел, как красное, отдаляясь от него, завернуло на другую улицу. Он прибавил и бежал со всех ног следом.

Повернув, он врезался между двух потоков в один силуэт, что вылетел навстречу, и они упали от удара. Юноша потирал лоб, не в состоянии встать, и думая, что нужно помочь и второму участнику этого инцидента. Но женский черно-белый силуэт сразу встал без помощи рук. Он вытянулся, как струна.

Такая же, как все. Темные волосы, словно смешанные в одну легкую густую жидкость, плавно двигающуюся без помощи ветра. Пустое лицо без глаз, без рта.

Юноша увидел, что она обронила часы, и поднял их. Они были разбиты: стекло треснуло, стрелки замерли, а цифры отвалились от циферблата и лежали вместе.

Он встал и протянул их ей.

Она резко вытянула свою правую руку. Она была ссохшейся. Костлявой. Длинные пальцы. Черные длинные ногти. Трещины на коже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза