Управленец

Военачальник смерил заседателей беглым взглядом. Выступление оказало столь ощутимый эффект, что, глядя на побледневшие от ужаса лица вельмож, Астор не сомневался, что они поддержат мастера магических искусств в его порыве. Единственное, что заставляло его нервничать, это непредсказуемая реакция народа на столь жуткую казнь и то, что его единственный из местных и самый близкий на данный момент сторонник посмел проявить непокорность, выступив без его одобрения.

— Да будет так… — обречённо, но поддерживая властность в голосе, произнёс Астор. — Именем короля!

Удовлетворённый маг не сводил глаз с кричащего чиновника, пока того не увели из зала. После этого он сел на своё место, снова накинув на себя благоприятный облик.

— Я надеюсь, вы не собираетесь сжигать всех его пособников тоже, господин судья? — неодобрительный голос пятисотника помешал назревавшей улыбке проявиться. Ещё никто на его памяти не смел встревать, когда служителю короля доводилось вершить суд.

— Ты обещал мне месть. Свершив её, я более не посмею тебе перечить.

Верность мага была чрезвычайно важна, и раз уж приходилось жертвовать народным мнением ради его удовлетворения — будь по сему.

Суд продолжился и прошли ещё многие часы, прежде чем камеры тюрьмы опустели, а на городской площади толпа наконец дождалась первую партию висельников. Покинув прохладный зал, Астор был рад тому, что солнце уже садилось и его пребывание на казни не будет столь мучительным.

Взобравшись на террасу, с которой открывался вид на виселицы и несметную толпу, временный правитель поприветствовал народ, протянув руку перед собой. В стародавние времена этот жест означал призыв монархом благословения Пятерых Богов на свой народ. Однако, будучи воином, он сделал это не как прочие владыки, ладонью вверх, а сжал пять пальцев в кулак. И хоть все эти ритуалы теперь были бессмысленны, народ помнил их значение, и они никуда не девались, лишь изредка изменяя свою форму и содержание в разных землях.

Народ встретил своего властителя восторженными криками. Любой представитель королевской власти мог рассчитывать на «вежливые» возгласы, призванные показать преданность королю, однако в этом шуме было что-то большее.

Заняв центральное кресло, значительно уступающее в удобстве тому, что располагалось во дворце, Астор огляделся, чтобы посмотреть на соседей. Справа всё также сидел Гром, рядом с ним восседали местные чиновники высшего уровня. По другую руку картина была похожей, но из ряда малознакомых лиц резко выделялся лик барона. Тот был приглашён и на суд, однако предпочёл пропустить долгие судебные разбирательства и подоспел к самому интересному — казни.

Весёлый настрой, с коим Володор отправился на мероприятие, тут же развеялся стоило ему увидеть среди приговорённых знакомые лица деловых товарищей. Заслушивая нескончаемый список преступлений первой партии висельников, барон самолично мог подтвердить чуть ли не каждый пункт. Он и забыл, что всё то, чем привыкли заниматься носители тяжёлых мантий и длинных бород именуется такими нелицеприятными словами: «казнокрад… вор…вымогатель…».

«На что стремиться вверх мальчишкам, если за каждое сорванное яблоко их будут судить?» — подумал владыка шремских угодий.

Будучи хозяином внушительного сада, он придумал, как сэкономить на его обслуживании. Так как посаженные вдоль длинной дороги яблоневые деревья являлись для него в первую очередь усладой для глаз, судьба плодов его совсем не интересовала. А потому меж ним и семьей его садовника был негласный договор: оплатой за работу над аллеей служило право сбора урожая. Так и повелось. Многочисленные сыновья садовника весь год убирали листву, следили, чтобы разрастающиеся ветви не нарушали гармоничной картины, излишне выпирая над дорогой. Взамен же трижды в год семья пополняла свои запасы яблоками, из которых мать, пожилая и опытная домохозяйка и по совместительству повар при дворе барона, изготовляла из них всё, что только можно было вообразить. Барон сам нередко угощался приготовленным ею сидром, что пришёлся ему по вкусу.

— Если бы я отстреливал каждого, кто срывал яблоки с моих деревьев, мой сад давно бы уже превратился в заросли, просящие визита топора, — поведав о семье садовника, Володор высказался вслух.

— Вы упускаете несколько важных обстоятельств, барон, — непринуждённым голосом, за которым скрывался гнев, ответил Астор. — Вы являетесь феодалом, и хоть не можете передать владение по наследству, но вольны распоряжаться им как будет угодно. Вы, как и наш король — хозяин своей земли и живущих на ней людей. Поэтому, что делать с плодами — ваше дело. Но эти люди, — рука его показала на висельников, коих одного за другим приготовляли к повешенью, цепляя на шеи толстую верёвку. — оказались на дереве не милостью монарха, а волей народа, чтобы те с высоты одаривали стоящую у дерева толпу его плодами, решая, куда бросить больше, а куда меньше. А вместо этого эти преступники сами стали жрать яблоки и закидывать дерьмом людей, что пониже.