Упраздненный театр

И он вспомнил папу, как они ехали на летнем тифлисском трамвае, как папа висел на поднож-ке, легко держась тонкой рукой за поручень. Он был в белой косоворотке и подмигивал Ванван-чу... Все в прошлом. Оказывается, он был такой, как все. Никто не знал, кто его папа. Приятно было обладать тайной. "А что я должен сказать, когда меня спросят?" - поинтересовался он. "Скажи, что твой папа - служащий, что он работает в Тифлисе", - сказала мама. "И ты служащая?" - спросил он. "И я". Что-то такое померкло. "А Зяма?" "И он тоже..." Ашхен внимательно вглядывалась в сына.

Зяма Рабинович - папин и мамин друг. Друг по партии. Высокий, рыхловатый, с наголо обритой головой. У него большой нос, голубые искрящиеся глаза. У Ванванча захватывает дух, когда Зяма на него смотрит. Зяма говорит на всех языках... Время от времени он исчезает на долгие сроки. Смутные сведения стекаются в растопыренные уши Ванванча. Это в основном осторожный шепот мамы в ответ на требования Ванванча рассказать о Зяме. Он в Германии, в Бельгии, в Аргентине, еще где-то. Он отправляется туда тайно и учит тамошних рабочих революционной борьбе. За ним охотится полиция, сажает его в тюрьму, но ему удается бежать с помощью своих друзей. Ванванч переполняется счастьем, видя перед собой этого человека. Он хочет услышать от него самого все эти фантастические истории с арестами и побегами. Но Зяма не охотник рассказывать о себе. Он только посмеивается и норовит показать Ванванчу какой-нибудь фокус, например с картами. "Что у меня в руке?.." - спрашивает он, делая большие глаза, и подставляет Ванванчу карту. Ванванч видит короля с белой шелковой бородой и в седых кудрях. "Это король", - говорит Ванванч тоненьким срывающимся восхищенным голоском. "Король?!." - удивляется Зяма. Ванванч всматривается: это не король, а молодой черноволосый валет. "Кто? Не слышу?.." - смеется Зяма, напевая что-то такое знакомое и боевое. Ванванч старается не пропустить ни одного Зяминого движения, но перед ним уже дама. Она загадочно улыбается. Мама очень презирает карты: это мещанство, это тяжкое наследие прошлого, это стыдное занятие... "Разве? - хитро прищуривается Зяма. - Не знаю, но карты мне здорово помогали обдуривать жандармов..." - "Перестань..." твердит мама и морщится. "Послушай, Ашхеночка, это и вправду не так дурно". - "Все равно", - говорит мама жестко. "Но ведь Ильич говорил, что все средства хороши для высшей цели, а?" - "Не знаю, - говорит мама удрученно, - по-моему, ты не прав..." - "А он?" - посмеивается Зяма, имея в виду Ленина. Мама краснеет и молчит.

Золотая рыбка истории, погрузнев и исказив свой первоначальный лик, уходит во тьму, а я с примитивным фонариком тороплюсь следом и пытаюсь понять - в чем горький смысл преобра-жения слепого пухлого дитяти с темными колечками волос, пахнущего чистой природой, в унылую громадину с провалившимися боками, ослабевшую, но умудренную опытом? А все мои дядья и тети, и папа, и мама, и дедушка, и бабуся, навострив свои чувства, тогда, в те годы, предвидели ли горькую развязку или, пренебрегая последним седьмым чувством, так и оставались в счастливом неведении?

...В Тифлисе начальник отделения милиции на Лермонтовской смотрит на двадцатичетырех-летнего Рафика, словно в большой микроскоп. "Как фамилия твоего отца?" "Налбандян Степан", - говорит Рафик, уставив голубые наглые глаза в начальника. "А мы его задержали, потому что он оскорбил милиционера, - говорит начальник с ленивой улыбкой, - посидит одумается... Налбандян... Когда говорят, не лезь не в свое дело, - не лезь... Понятно?.. Если всякий Налбандян будет оскорблять милицию - знаешь, что будет?.." - "Зачем всякий? - наглея, спрашивает Рафик. - Он свекор Окуджава..." - "Это какой еще Окуджава?" - тихо спрашивает начальник. "Ну этот, секретарь горкома партии", - спокойно по слогам сообщает Рафик. Начальник куда-то уходит, потом возвращается и с интересом смотрит на Рафика. Рафик растягивает губы в наглой улыбке. "Вах, - говорит начальник, - то-то, понимаешь, я думаю: кто это такой?.." - "Он старый человек, говорит Рафик с удовольствием, - иногда нервы не выдерживают". - "Конечно, - говорит начальник, - вы кто?" - "Я его сын", - говорит Рафик. "Слушай, спрашивает начальник по-дружески, - ты шофер?.. Может, придешь к нам работать? У нас ведь и зарплата высокая, и паек хороший..."

Рафик уводит Степана домой. "Что такое? Что случилось?" - спрашивает у отца. Оказывает-ся, милиционер толкнул какого-то мальчика, а Степан сказал: "Ух ты, сволочь!" У Степана дрожат руки. Мария усаживает мужа на тахту и подкладывает под бока мутаки и стоит над ним, боясь за его сердце, и кажется, что она уже приподняла два крыла, готовая лететь за живой водой.

...Ванванч просыпается на Арбате глубокой ночью. Горит свет. На кровати сидят в обнимку мама и Сиро и плачут. "Почему вы плачете?" спрашивает Ванванч. "Дедушка умер, Кукушка", - говорит Сиро, и плечи ее трясутся.