Упражнения в стиле

Мы, егерь на охотничьих угодьях Плэн-Монсо[*], имеем честь сообщить о том, что в день шестнадцатый месяца мая лета тысяча семьсот восемьдесят третьего вблизи восточных ворот парка Его Королевского Высочества монсеньора Филиппа Святого, герцога Орлеанского, мы установили необъяснимое и подозрительное присутствие мягкой шляпы формы необычной и подобием плетеного шнура окрученной. После чего под означенной шляпой мы отметили внезапное явление молодого человека, исполненного шеи невероятной длины и облаченного, как сие, вне всякого сомнения, принято в Китае. Ужасный вид пришельца поразил нас как громом и предупредил наше бегство. Некоторое время субъект пребывал в недвижимости, после чего засуетился и заворчал, словно отбиваясь от других невидимых, но ощущаемых им субъектов. Внезапно его внимание обратилось на его пальто, и мы услышали, как он зашептал следующее: «Не хватает пуговицы, не хватает пуговицы». Засим он пустился в путь и взял направление на Пепиньер. Влекомые вопреки нашей воле странностью сего явления, мы проследовали за ним, миновав пределы, ограничивающие нашу юрисдикцию, и втроем — вместе со шляпой и субъектом — достигли пустого огорода, засаженного салатом. На синей табличке неведомого, но явно дьявольского происхождения имелась надпись: «Римская площадь». Еще некое время субъект суетился и шептал: «Он хотел отдавить мне ноги», затем они исчезли, сначала он, а чуть позднее его шляпа. Составив рапорт об этом исчезновении, я отправился выпить стаканчик в «Петит-Полонь».

Философично 

Лишь большие города способны предложить феноменологической духовности сущностность временных и маловероятностных совпадений. Философ, поднимающийся порой в ничтожную и утилитарную небытийность автобуса маршрута S, может своим ясным и мудрым теменным взором заметить в ней мимолетные и бесцветные проявления профанирующего сознания, обремененного длинной шеей тщеславия и шляпным сплетением невежества. Эта лишенная истинной энтелехии материя, подчиняясь категорическому императиву своего жизненного порыва, иногда восстает против необерклианской ирреальности телесного механизма, облегченного отсутствием сознания. Это нравственное отношение увлекает более бессознательного из них к пустой пространственности, где он разлагается на первоначальные и цепляющиеся элементы.

Как правило, философские искания продолжаются во время случайной, но анагогической встречи того же самого существа, сопровождаемого своей несущественной и одежной двойственностью, которая ноуменально советует ему транспонировать в плоскость постижимости концепт пуговицы плаща, социологически расположенной слишком низко.

Апострофа [*]

 

О самописка с платиновым пером, пусть твой скорый и ровный бег прочертит на бумаге с глянцевой оборотной стороной алфавитные глифы, которые передадут людям в сверкающих очках нарциссический рассказ о двойной автобусно предопределенной встрече. Гордый скакун, глашатай моих снов, преданный верблюд, вестник моих литературных подвигов, тонкий источник сосчитанных, взвешенных и отборных слов, опиши синтаксические и лексикографические кривые, которые графически оформят ничтожное и смехотворное изложение действий и поступков молодого человека, что однажды сел в автобус S, даже не подозревая, что он станет бессмертным героем творений, созданных тяжким трудом. Длинношеий хлыщ с нахлобученной шляпой, опутанной плетеным шнурком, ворчливый вредитель, избегающий стычки и опускающий свою так и просящую пинка задницу на сиденье из твердого дерева, мог ли ты представить этот риторический поворот судьбы, когда перед вокзалом Сен-Лазар экзальтированным ухом ты внимал портняжные советы персонажа, вдохновленного верхней пуговицей твоего плаща?

Неумело