Упущенные Возможности

— Стоя по стойке смирно,Танцуя старательный дэнс,Мечтая, что ты генерал,Мечтая, что ты экстрасенс,Зная, что ты воплощениеВековечной мечты,Весь мир — декорация,Когда появляешься ты,Козлы, Козлы…Мои слова не особенно вежливы,

Но и не слишком злы,Я констатирую факт. Козлы!В кружке Унылые Руки,Все говорят, как есть,Но кому от этого радость,Кому от этого честь?Чем более ты скажешь,Тем более ты в цене,В постели вы, как в проруби,В работе вы, как на войне;Козлы, Козлы…

Увязшие в собственной правоте,Завязанные в узлы.Я тоже такой, только хужеИ я говорю, что я знаю. Козлы.©

Еще после первого куплета, от столика у стены, к сцене, где я жег аккордом, бросились два вскочивших крепыша в гимнастерках без знаков и отметок. Но из-за стола, поднялся, преградив им путь, поэт-педик Кузьмин. Его попытались отшвырнуть с дороги, но, к моему полнейшему изумлению, педрила красивым и мощным прямым с правой, отправил на пол одного и повернулся ко второму.

Тут вскочили все, завизжали дамы, и спустя пару мгновений в кабаке полыхал полноценный махач поэтов.

Я не останавливался, наконец то почувствовав себя рок-звездой.

Лишь краем глаза замечая, как Миша Гриценко умело отмахивается от какого то долговязого урода, которому Ирка тут же разбила о голову тарелку. А стервоза Воронцова, невозмутимо стоит у стены, держа в руке бутылку за горлышко.

Закончив второй куплет, я увидел, как на сцену запрыгнули двое давешних крепышей. Я резко оборвал песнь, аккуратно отставил гитару, развернулся к мудилам, и встретил прямым с левой, ближнего ко мне.

— Ха! Я — мега маг, и сейчас буду вас пи@дить долго и больно. — злорадно подумал я.

Но, сначала мне прилетело кулаком в левый глаз, а потом стул, с каким то звонким треском, врезался мне в макушку, и рассыпался.

Это почему это?! Это была последняя мысль, что у меня мелькнула, прежде чем я потерял сознание.

Глава 15

Запах был настолько резкий и мерзкий, что я рывком сел, и открыл глаза. У моего носа водил вонючей ваткой пожилой мужик, с длинными седыми волосами, одетый в черное. Я отшатнулся, прижавшись спиной к стене, и огляделся.

Тусклая лампа, забранная решеткой, зарешеченное оконце под потолком, да и седой мужик сидел напротив меня на шконке, присобаченной к стене. Как и я.

Старик увидев, что я полностью очнулся, некоторое время меня пристально разглядывал. Потом усмехнулся, встал, прошел в угол, и выкинул аммиачную ватку в парашу. Вернулся, и уселся снова напротив. Несмотря на полутьму, я его узнал, и воскликнул:

— Профессор Гершензон! Где это мы?

— Отдел Милиции на Большой Дмитровке — ответил профессор, продолжая меня изучать взглядом.

Я вспомнил, как мне прилетело стулом по голове, и не удивился. Но вот присутствие профессора, со значком депутата, сильно диссонировало с вонючей камерой.

— А вы что здесь делаете?

— В твоих документах, Смайли, стоит отметка спецучета. О всех происшествиях с носителями этого литера, немедленно докладывают в мой департамент.

— Зачем?

— Дело в том, Боб… я могу тебя так называть?

— Конечно, профессор.

— В твоем случае, в мой департамент пришло сообщение, что «м» — одаренный, с даром, исключающим любое агрессивное воздействие, избит до потери сознания.

— Ну, не то чтоб прямо избит… — я подвигал рукой челюсть, и прислушался к себе. Болел затылок, но, с учетом того, что именно по нему прилетело стулом, не так уж и болел. Еще, кажется, под левым глазом у меня будет синяк. Но самочувствие, вполне сносное, ващет.

— Я вижу — снова усмехнулся старик — но твои должностные обязанности в НКВД, определены исходя именно из твоей одаренности. И я обязан понять, что произошло. И, по необходимости, принять меры.

— И какие же меры теперь нужно ожидать?

— Да никаких — пожал Гершензон плечами — все с тобой, и твоей одаренностью в порядке. Просто нужно меньше пить.

— Это как?

— Это так, что стоит тебе напиться, и твоя одаренность идет вразнос. Сама решает, что есть агрессивное воздействие, а что нет.

— То есть, когда Ваня Петрухин, получил от меня коленом по яйцам — он был бухой? — я вспомнил, как меня испытывали на полигоне НКВД методом обстрелов и взрывов, и поежился.

Иван Петрухин, — тот самый могучий сотрудник охраны, один из немногих, о чьей одаренности я знал. Что то типа «каменная кожа» из комиксов, ничем не пробивается. Про остальных мог лишь гадать, не сталкиваясь лично. А спрашивать — это вроде как не приветствовалось.