Упущенные Возможности

— Это да. В этом пункте — я полностью признаю свою вину. Сотрудник НКВД должен быть безупречен. В остальном… — я помолчал, а потом все ж сказал. — Да ну. Группа придурков, считающая себя творцами и демиургами. А на самом деле глашатаи народной злобы, предрассудков, и мифов. Не поднимающие и возвышающие людей, а опускающиеся на самое дно, к самым дремучим побуждениям и фобиям народным. Ни секунды не жалею, что все им высказал.

В зале на почти минуту установилась тишина, а потом судья Елизавета Гирс сказала хорошо поставленным голосом:

— Именем Союза Социалистических Республик, вы, гражданин Борисов, приговариваетесь к лишению свободы на… — она перевела взгляд на Воронцову — два года. Условно. С отработкой по месту текущей работы, и удержанием тридцати процентов зарплаты в пользу потерпевших, до полного возмещения. Освобождаетесь немедленно по оглашению, под личное поручительство Александры Илларионовны Воронцовой.

Она помолчала и продолжила:

— Сообщаю вам, Борисов, что если вы не согласны с вердиктом по упрощенной процедуре, вы можете обжаловать решение в Московском Городском Суде. Тогда состоится реальный суд, с участием сторон и всесторонним рассмотрением. Считаю необходимым добавить, что согласно прецедентов, подтверждение решения суда упрощенной процедуры, влечет за собой ужесточение наказания минимум вдвое. Вам все понятно?

— Предельно, гражданин судья.

Она стукнула своей киянкой по столешнице.

— Все свободны.

Из отделения милиции я вышел в около часу ночи, насвистывая:

Легкой походкой послетюремнойПо белокаменной первопрестольнойО как мне сладок твой воздух гаремныйЛепет пасхальный и звон колокольный…©[1]

Остаток времени пребывания в милиции, я был занят в основном зашнуровыванием своих ботинок. Мне вернули вещи, выдали справку с решением суда, и поручением отдать ее по месту работы.

Уже направляясь к выходу, я наглядно понял, что меня здесь воспринимали именно как своего. Навстречу мне, двое в форме, протащили за жестко вывернутые руки, какого то неприятного с виду хмыря, с фиксой в зубах, и матерной бранью о ментах и всех попишу. Какие-то хмурые люди, толклись у кабинета дознавателя. И вообще все было хоть немного похоже на ментовку, как я ее представляю…

Я собирался подождать Воронцову. Судья попросила ее задержаться. Но она, сложив руки на груди, уже была на улице, недалеко от входа.

— Ну что, обсудила с судьей, как надо мной глумиться? — подошел к ней я.

— Вот еще! — фыркнула она — Всякого мелкого хулигана обсуждать! Я ответственная за организацию семинаров для судей. По психологии агрессии и асоциальных проявлений. Там с Еленой Францевной и познакомилась. У них через неделю цикл лекций.

Мы повернулись, и пошли по тротуару вниз по Дмитровке.

— Куда это мы идем? — спохватилась Сашка.

— Мы идем ко мне домой, консумировать наш брак. Здесь недалеко.

Она резко повернулась ко мне.

— Ты совсем сдурел, Борисов?

Я взял ее за плечо, притянул к себе, и заглянул ей в глаза:

— Воронцова. За пять часов, что я с тобой знаком, я почти потерял остатки самоуважения, бит тяжелым стулом по голове, и получил срок, словно жалкая шпана. Мне нужно реабилитироваться.

А потом я сделал то, что нужно было сделать еще тогда, когда только ее увидел, на углу Тверской и Охотного ряда. Просто взял и поцеловал. И чего стеснялся? Уж точно проблем было бы меньше.

Глава 17

То, что творилось у меня в спальне до утра, я бы не назвал сексом. Это была, скорее упоительная битва, в которой никто никому не уступал, радостно и самозабвенно терзая друг друга, до полнейшего изнеможения. Бешеное безумие сменялось минутами оглушающей нежности, что бы снова сорваться в неистовую бездну.

Когда морок спал, за окном светало. Мы просто полежали, уткнувшись нос в нос, тихо сопя, и глядя друг другу в глаза.

А потом Сашка Воронцова, лучшая из женщин, снова стала той девицей, что имеет обо всем свое мнение и сообщает его всем, кому хочет.

То есть она сказала, что едет домой.

И принялась одеваться, делая вид, что меня вообще не замечает. Но тщательно следя за тем, что бы я не смог оторваться от наблюдения процесса.

Пришлось призвать на помощь весь свой жизненный опыт, и приложить титанические волевые усилия, что бы немедленно не затащить ее обратно в постель.

Если бы я так поступил, это бы значило, что у нее появился коврик, об который она будет вытирать ноги при каждом удобном случае. То есть ее полную и безоговорочную победу.

Поэтому я встал, и, не утруждаясь одеждой, пошел к письменному столу у окна. Сказал, что сварю сейчас нам кофе, а потом отвезу ее домой, у меня машина.

На столе спиртовка, джезва и намолотый кофе. Но дело не в них. В эти её игры, и мы играть можем. В рассветном окне отчетливо видны мои длинные ноги, узкие бодра, прекрасные ягодицы, широкие плечи и крепкая шея. Девицы, в банях, не стеснялись описывать мне мои достоинства. И даже сделав скидку на комплиментарность тех речей, мне явно есть чем ее подразнить.