Ур, сын Шама

Ах, Москва! Человеческий водоворот на обледенелых тротуарах, теплые вихри из стеклянных дверей метро, строгие лица гостиничных служительниц. Все куда-то бегут, спешат, — невольно и ты ускоряешь шаг. Попробуй остановиться, чтобы тронуть ладонью невиданно красивое белое вещество, называемое коротко и как-то очень подходяще — снег, — тебя толкнут, обругают, а то еще и с ног, чего доброго, собьют. Нельзя выпадать из ритма. И ты мчишься, мчишься…

Ты мчишься на очередное заседание, где сидит множество незнакомых людей, и отвечаешь на вопросы и тычешь указкой в пролив Дрейка, порядком уже надоевший. А потом профессор Рыбаков ведет тебя еще в какие-то кабинеты, и люди с важной осанкой, в темных костюмах вежливо пожимают тебе руку, и опять — расспросы, возражения, сомнения и снова расспросы. И бумаги. Нарастающие лавинообразно бумаги с резолюциями наискось:

«Тов. Шумерскому. Прошу немедленно представить сведения».

«Тов. Шумерскому У. Ш. Ваше мнение?»

«Т. Шумерскому. Дать материалы для составления сметы».

Он с трудом запоминал фамилии людей, с которыми ежедневно сталкивался и которые уже не только выслушивали его, но и чего-то требовали, торопили. И уже кто-то из них поставил ему, Уру, «на вид» за непредставление в срок какого-то заключения.

Почти все время Нонна была рядом. Она решительно ввязывалась в разговор, когда Ур растерянно умолкал на многолюдных заседаниях. Она не давала ему утонуть в бумагах и заблудиться в коридорах, помогала писать докладные и представлять дополнительные сведения. Она следила, чтобы он не забывал обматывать шею теплым шарфом и не терял перчаток.

Где-то носился параллельным курсом Валерий. Рыжая его бородка мелькала в кабинетах Академснаба, в экспериментальных мастерских. По заказным спецификациям принимал Валерий измерительные приборы необычной конструкции. Спорил с поставщиками, требовал «довести до техусловий».

В последние дни в этом водовороте появилась Вера Федоровна. Уверенная в себе, громкоголосая, умеющая не спешить, она вносила некоторое спокойствие в страсти, разгоревшиеся вокруг вопроса о великом будущем пролива Дрейка. «Ограничимся на первом этапе комплексным исследованием Течения Западных Ветров, а дальше видно будет…»

«Дальше» видно было плохо. Проект носил глобальный характер, и в этом-то, как уразумел из услышанного на совещаниях Ур, и таилась главная трудность.

«Вы, наверное, успели убедиться, как неоднороден мир в социально-экономическом отношении, — сказал ему вчера профессор Рыбаков. (То была прощальная беседа, — они все сидели в номере у Веры Федоровны.) Мы могли бы пойти на геомагнитный эксперимент, если полностью будет обоснована его целесообразность. Но тут нужны объединенные усилия всего человечества. Пойдет ли на это Запад? Вот вопрос… Множество людей на Западе, несомненно, заинтересуется проектом — среди них будут ученые, а может, и некоторые политики. Но решающее слово не за ними. Решать будут нефтяные и угольные монополии… крупные электротехнические и иные концерны… Вряд ли им понравится проект, который поставит крест на ископаемом топливе…» — «Решать в конечном счете будут не монополии, а народ», — запальчиво возразила Нонна. На это Рыбаков не ответил — только головой покачал и сказал: «Ах, Нонна, Нонна…»

Ур посмотрел влево. Нонна спала, ровно и покойно дыша, и ему почудилась еле заметная улыбка у нее на лице. Что-то, наверно, приснилось…

…А Нонна не спала.

Беспокойно было на душе. Беспокойно за маму с ее гипертонией, никогда ведь еще не оставляла ее одну больше чем на три недели, а тут — на целых четыре месяца… Беспокойно было при мысли о долгом плавании в высоких штормовых широтах: выдержит ли она, если ее укачивало даже при каспийских штормах? Впрочем, шторм на Каспии не уступит, пожалуй, океанскому…

Беспокойно было думать об Уре. Вот она вытащила его из колхоза, уговорила закончить проект, принять участие в экспедиции Русто. А дальше что? Если бы знать, что у него на уме…

«Ох, Ур… мучение мое…»

Нонна вспоминает, как позавчера они сидели рядышком и жена Костюкова посмотрела на них и сказала вдруг… Бог знает, что она сказала. Нонну так и обдало жаром от ее слов…

Приятно вспоминать этот вечер.

Ей, Нонне, не хотелось идти к Костюковым, совершенно незнакомым людям. Ну конечно, слышала она о Юрии Костюкове немало: был такой молодой инженер в их городе, работал в НИИТранснефти, лет десять назад вместе со своим другом Николаем Потапкиным изобрел или открыл нечто необычайно, фантастически интересное — эффект проницаемости. А еще они сделали из Валерия Горбачевского человека, так говорит сам Валерий, который был тогда мальчишкой-лаборантом.

Давно уже Костюков живет в Москве. И вот Валерий воспользовался единственным вечером, свободным от беготни и совещаний, и потащил Ура и ее, Нонну, к своему божеству.