Ур, сын Шама. Формула невозможного

Недели две назад мы начали готовить СВП-7 к первому пробному полету в прошлое – в десятый век нашей эры. В пространстве это недалеко, километров двести пятьдесят отсюда. Наш палеосектор облюбовал какую-то полянку, они ездили туда, брали образцы грунта и растительности нашего времени и возились с ними – готовились сравнивать их с образцами десятого века, которые предстояло взять на том же месте.

Эти лирики из палеосектора всерьез полагали, что СВП-7 создан специально для их археологических дел. А ведь пробный полет в прошлое был задуман только для проверки автомата предметного совмещения. Понимаете, у Жан-Жака давно уже тянулся принципиальный спор с академиком Михальцевым об «эффекте присутствия». Иными словами: сможем ли мы, путешествуя в прошлое, активно воздействовать на материальные объекты. Мы с Виктором, по правде, тоже несколько сомневались, а Жан-Жак утверждал, что сможем, и сердился на нас…

Леня Шадрич из палеосектора, которому предстояло лететь с нами, лазил тогда по грузовому отсеку, знакомился с автоматом предметного совмещения. Но после этого мы с Виктором тщательно осмотрели машину и уж, конечно, люк грузового отсека задраили как следует, я за это ручаюсь. Если Виктор потом не лазил туда, то кто же, черт побери?

Виктор стоял в своей глубокомысленной позе – уложив нос на палец. На сей раз я не стал дожидаться окончания его мыслительного процесса. Тряхнул Виктора за плечо и сказал, что нужно доложить о чрезвычайном происшествии Жан-Жаку.

– Вряд ли он ответит, – отозвался Виктор. – У него сейчас французы. Но попробуем.

Он нажал кнопку вызова. Коротко прогудел ревун, а потом мы услышали спокойный голос Жан-Жака:

– Это вы, Горшенин?

– Да, Иван Яковлевич. Срочное дело. Мы тут обнаружили…

И Виктор рассказал о недожатой рукоятке люка.

– Странно, – сказал Жан-Жак. – Не трогайте ничего, сейчас я приду.

Он пришел очень быстро. Мы показали ему рукоятку, и он по своему обыкновению полез в нагрудный карман за расческой, но передумал и пригладил желтые волосы ладонью.

– Вы точно помните, Виктор, что не открывали люка?

– Абсолютно точно.

– А кто из сотрудников работал здесь с вами?

– Только Андрей.

Жан-Жак посмотрел на меня с обычной благожелательностью.

– Ну а вы, Андрей…

– Нет, – сказал я. – Исключено.

– Странно, странно. – Жан-Жак плавным движением повернул рукоятку и открыл люк.

Конечно, в грузовом отсеке никого не было, если не считать автомата предметного совмещения, который своими изящными очертаниями напоминал мне распахнутую пасть бегемота.

Мы постояли, посмотрели, похлопали глазами, потом Жан-Жак затворил люк и аккуратно дожал рукоятку до упора. Верхнее си теперь, понятное дело, не тревожило моего абсолютного слуха.

– Прошу, товарищи, пока никому ничего не говорить, – сказал Жан-Жак. – Семен Семенычу я сам доложу о происшествии.

Ну ладно. Мы вышли из «стойла», и Жан-Жак лично запер дверь своим ключом.

– Смотрите, – сказал я, указывая на грязь возле канавы, – сюда ночью подъезжала машина.

– Да, – подтвердил Виктор, разглядывая следы. – Но мы здесь крутились на автокаре.

– Посмотри хорошенько. След автокара – вот он, тоненький. А это отпечаток больших двускатных колес. Видишь, елочка.

– Н-да, елочки-палочки, – глубокомысленно изрек Виктор.

А Жан-Жак сказал:

– Безобразие, третий день не могут заасфальтировать.

И пошел напрямик, через березовую рощицу, к главному корпусу, должно быть, докладывать директору.

В хорошую погоду мы обычно проводили обеденный перерыв на пруду. Сегодня день был прохладный, серенький, но тихий, так что купаться, в общем-то, было можно.

Это очень здорово, что наш институтский городок раскидали по лесным просекам. После такой работы, как наша, просто необходимо выйти не на пропахшую бензином городскую улицу, а в лес. Хлебнуть дремотной смолистой лесной тишины…

Виктор не умел чинно и неторопливо прогуливаться. Он летел сквозь лес на второй космической, я еле поспевал за ним. Все же я успел изложить свои соображения относительно следов возле «стойла».

– Чужие машины – не могут – территория огорожена… – Ввиду высокой скорости говорить приходилось в манере диккенсовского Джингля. – Значит, своя – шоферов потрясти…

Ленка была уже на пруду, стояла в синем купальнике на мостках. Она помахала нам и прыгнула в воду вниз головой. Виктор, почти не снижая скорости, разделся на ходу, ракетой влетел в воду и поплыл по прямой, колотя руками и ногами зеленую воду. Его круглая крепкая плешь скачкообразно двигалась среди всплесков, султанов, смерчей или как их там еще.

Я подплыл к Ленке и разрешил ей топить себя, и каждый раз делал вид, что ужасно пугаюсь. Она визжала от восторга, ей нравилась эта игра. Но вода была холодная, не очень-то раскупаешься, так что мы вскоре вылезли.

На берегу пруда стоял павильон – стекло, алюминий и железобетонные криволинейные оболочки, хитро растянутые на стальных тросах. Это архитектурно-торговое эссе довольно эффектно выглядело среди берез и сосен.