Ураган

— Мне нравится, когда вы сердитесь. Нет, честное слово, я люблю вас сердитой. Это вдохновляет меня. Не верите?

Махидиль отвернулась.

— Чего мне скрывать от вас? — продолжал Хашим. — Из-за вас мне стала безразлична Махмуда.

Махидиль встала.

— Что вы еще придумаете?

Хашим тоже встал.

— Недаром сложена песня... «Первая любовь будет всегда неотступным горем». Я ведь любил вас, Махидиль. Помните, когда Камиль был жив?.. Я не могу вас забыть. Мне казалось, что я вас забыл, а вот увидел, и все началось сначала.

— Вы хотите сделать так, чтобы я уехала отсюда?

— Это мне не поможет, клянусь.

— Мне стыдно вас слушать! Махмуда моя подруга. Как вы можете все это говорить?

— Извините, Махидиль. Я устал молчать. Сердцу не прикажешь. Неужели вы никогда не поймете?

Махидиль взглянула на него и подумала: «Речи говорит сладкие, а глаза злые и на уме что-то не то».

— И понимать не хочу, Хашим-ака! — отрезала она. — Давайте условимся: вы мне ничего не говорили, и я ничего не слышала. А не то мы крепко поссоримся.

Балтаев уставился на нее с нагловатой усмешкой, он откровенно разглядывал ее. Махидиль сжалась под этим взглядом.

— Ладно, ухожу, прощайте, — он протянул ей руку.

Она протянула свою.

Хашим с силой рванул ее к себе, Махидиль оказалась в его объятиях. Он не дал ей опомниться, стал осыпать поцелуями волосы, лицо, губы.

Махидиль от неожиданности выронила цветы, руками уперлась в его подбородок и, наконец, вырвалась. Она увидела камень и подняла его. Хашим медленно шел на нее с горящими, налитыми кровью глазами.

— Не подходите! — сдавленным шепотом сказала она.

И он остановился. Сзади чьи-то сильные руки сдавили ему плечи, рванули вниз. Хашим упал на колени. Над ним стоял Данияров.

Тут же появился еще один человек — шофер Маннап. Он с кулаками надвигался на Латифа.

— Не тронь! — приказал ему Хашим, с трудом поднимаясь на ноги. — Мы в другом месте поговорим с ним. Так будет лучше.

— Я ничего хорошего от тебя не жду, — ответил Латиф.

Хашим быстро пошел к машине. За ним засеменил Маннап. Махидиль побрела по степи. Хорошо, что ее догнал и поддержал Латиф, а то бы она наверняка упала.

Сразу Махидиль не подумала, к чему мог привести этот инцидент. Но когда, как говорится, гроза миновала и она вспомнила выражение глаз Балтаева, ей стало страшно. Такой человек не остановится ни перед чем, белое сделает черным...

На другой день в экстренном порядке разбиралось «персональное дело» Даниярова. Сначала Махидиль хотела пойти в партком и объяснить все, как было. Но потом решила, что этого делать нельзя. Ведь ей пришлось бы рассказать, как Хашим заманил ее подальше от дороги, как насильно обнял, как целовал. Позор на всю округу. Не может пойти на подобное девушка...

Уж таково свойство человеческой натуры — надеяться на лучшее. И Махидиль успокоила себя, решив, что все может еще уладиться без ее участия. У Латифа много друзей, и они не дадут его в обиду.

К тому же время было горячее, вот-вот должна была решиться судьба предложений Гуляма-ака и Латифа. Хотелось еще и еще раз убедиться в правоте их замыслов. Махидиль отправилась на трассу и до вечера не возвращалась.

Тем временем Балтаеву удалось склонить кое-кого из членов парткома треста на свою сторону. Партком предложил дирекции снять Даниярова за рукоприкладство с занимаемой должности. «Единственным» свидетелем происшествия был личный шофер Хашима. Он-то и дал волю своей фантазии. По его словам, жизнь главного инженера была в смертельной опасности. Кто-то пробовал усомниться, возразить, но так или иначе незначительным большинством голосов решение было принято, а «дирекция» в лице Балтаева поспешила его «ратифицировать».

Весть о снятии Даниярова быстро разнеслась по стройке. Махидиль не находила себе места. Она корила себя, что не нашла сил вступиться за Латифа. Одно к одному: не нужно ей было оставаться тогда на дороге собирать цветы, а уж если такое случилось, надо было наплевать на предрассудки и прийти на обсуждение персонального дела Латифа.

II

Рахимов ничего не знал о последних событиях. Он уехал по делам в центр, оставив за себя главного инженера. Ему и в голову не могло прийти, что он воспользуется этим для сведения личных счетов. Известно, тот, кто лжет, должен обладать хорошей памятью. Однако у Хашима память была плохая. Случай на дороге с Данияровым он рассказывал всякий раз по-разному, и Рахимов, вернувшись, заподозрил неладное. Между ними состоялся разговор, после которого и тому, и другому стало окончательно ясно, что общего языка они не найдут.

— Я считал необходимым пресечь хулиганство, — говорил Хашим. — Разве мы с вами не читаем в газетах: «Никаких поблажек хулиганам?»

— Странно как-то и нелепо получается: начальник участка, известный всем своим спокойным нравом, и вдруг — хулиган...

Они еще долго вели разговор, не касаясь главного — положения дел на стройке. И трест, и стройка жили в ожидании больших перемен. Так стоит ли раньше времени ломать копья?

Данияров же не стал ждать ни приезда Рахимова, ни перемен. Оказывается, он лучше понимал Махидиль, чем она его, и ни в чем не упрекнул.