Ураган

– Нет, не знаю… – помотала головой Ульрика. – А тебе-то на что?

– Был у меня в городе один знакомый… Может быть, это он… Иеронимусом его звали, Иеронимусом Валонтом. Хотя он вроде врачом был, а не аптекарем… Магистром. Ученым. Со степенью даже.

– Не знаю я ничего ни про каких-таких валонтов, – ответстовала Ульрика. – Имя-то какое хасседское, прости Господи… Чернокнижники они все, как один. Колдуны. Если заболит чего – молиться надо, или, если уж совсем невмоготу – к знахарке сходить. Или к кузнецу – пусть закует хворь и в ларчик спрячет… А потом – сразу в церковь, чтоб грех замолить. Только грех это куда меньший, чем к докторам ученым обращаться. Все беды на земле от этой премудрости диаволовой…

…Когда Ульрика ушла, Элиза еще долго не могла найти себе места – что-то мучило ее, не давало покоя. Села ужинать – кусок в горло не лез. Впрочем, кусок ей в горло не лез вот уже полторы недели. Казалось бы, все есть: ешь-пей – не хочу! И вот – на тебе… Не хочу.

Ветер, ветер… Снова, снова, каждый раз – одно и то же. Разрозненные, по времени сильно отстоящие друг от друга события, начинали тянуться друг к другу, грозя собраться в нечто единое целое, едва она, с неохотой и внутренним страхом обращалась к ним. Итак, сначала был Руадье – шесть лет назад ветер сложил пирамиду

пирамидку

из камней его замка. Потом – граф Эксферд Леншальский. Его замок развалился на куски, и сам он, как и Руадье, погиб вместе со своей семьей. Теперь ветер превратил в груду щебня целый квартал вместе с какой-то аптекой… Мысль была дикая, но… что, если это Иеронимус Валонт? Хотя его, вроде бы, посадили в тюрьму… А если уже выпустили? И он стал заведовать аптекой?.. Мысли Элизы путались, память отказывала ей. Да она и раньше не очень-то многое знала о судьбе Валонта после ареста.

Ветер… Сколько уже лет она слышит в ветре его голос? Она не думает об этом, старается забыть, но – сколько уже лет? Она не помнит. Слишком много. Слишком большая разница между ней, Элизой нынешней, уродливой нищей старухой, и Элизой-тогдашней, Элизой-красавицей, Элизой молодой и цветущей…

Сколько, говорите, лет? Ей кажется, что уже вечность.

Она заламывает руки и невидящим взглядом смотрит в сторону, не замечая, как Лия, сидящая напротив, застывает в своем кресле. Лия чувствует, что с матерью творится что-то не то. Она напрягает слух, пытаясь понять, что происходит. Но Элиза не знает этого.

– Меранфоль, – бормочет она. – Неужели это ты?.. Неужели ты все-таки существуешь?.. Неужели ты бродишь где-то неподалеку, выслеживая, вынюхивая добычу, бродишь вокруг, как волк мимо издыхающего…

– Мама! – Лия вскакивает и, огибая стол (не рассчитав движение и сильно ударившись о край бедром – впрочем, это сейчас неважно) идет к ней. Элиза вздрагивает, слыша ее голос, а Лия опускается перед ней на колени и касается ее рук своими – узкими и тонкими {Будто у знатной дамы, мелькает мысль у Элизы).

– О ком ты говоришь? – спрашивает Лия, и Элиза вдруг замечает, что ее дочь испугана.

– А?.. – переспрашивает Элиза. Поначалу она не понимает вопроса, а когда понимает, то не находит, что ответить.

– О ком ты говоришь? – повторяет Лия. – Ты называешь имя – Меранфоль. Кто это?

– Но… это… Так… – теряется Элиза. – Неважно…

Она гладит Лию по голове и повторяет:

– Это неважно… Почему ты спрашиваешь?

– Мне нужно знать, – говорит Лия. Ее лицо обращено к Элизе – и матери начинает казаться, что ее слепая дочь сейчас смотрит на нее.

– Это человек или ветер?

Вопрос вышибает из Элизы дух. Она задыхается. Она пытается остаться спокойной – но ее выдают руки, которые до сих пор держит в своих руках Лия.

– Откуда… ты про это… знаешь? – наконец выговаривает она.

– Значит, ветер, – говорит Лия, получившая ответ на свой вопрос. Она встает и отворачивается. Но Элиза вскакивает и, схватив ее за плечи, разворачивает к себе.

– Откуда ты знаешь?!! – кричит она.

– Я видела сны, – говорит Лия. – Сны, где был ветер. Я не знаю, добр ли он… нет, вряд ли. Он буйный и подчас безжалостный. Он сам по себе. Но он не любит людей. И еще я знаю, что он ненавидит одну женщину… и давно ее ищет…

– …Что ты ему сделала, мама? – тихо спрашивает Лия после короткой паузы.

Спотыкаясь и едва не падая, Элиза выбегает на улицу. Она не плачет – нет, это слезятся старухины глаза. Нет, она не плачет… Ей кажется, что еще немного – и она завоет, закричит, не в силах дальше сдерживать то, что рвет ее грудь изнутри. Она не хочет, чтобы это произошло в доме, не хочет пугать Лию еще сильнее. Она распахивает двери…

На улице – гул и вой, гнутся к земле и скрипят старые деревья, воздух насыщен влагой и грозой. Небо черно, как ночью. Вот, вдалеке, из черных туч падает на землю нить молнии. Следом – еще одна. Ветер – почти тверд, почти осязаем. Элиза видит, что в стороне деревни происходит что-то странное… Там очень темно, но кажется, что в этой темноте перемещаются по воздуху какие-то очень большие предметы. Она зажимает рот рукой. Она еще не понимает, что происходит.