Ураган «Homo Sapiens»

Из многочисленных горных расщелин пополз вечерний тусклый туман. Он валил тяжелыми холодными клубами, словно кто-то в горах зажег сырой негреющий костер. В ручье раздавались частые сочные шлепки. Егор прошел по нему немного вверх. На перекатах метались темными тенями крупные хариусы, кое-где взблескивали серебряными боками пыжьяны и чиры. Небольшие бочаги битком забиты рыбой. В одном, глубиной метра в полтора, плотно стоял гольцовый косяк. Вот они где спасаются. Отрава ползет по Прозрачной от зимовальной ямы, и все живое бежит в притоки. То, что успевает и может бежать. А всякие там таракашки-букашки да жучки-ручейники быстро бегать не могут и умом особым не наделены. Их участь решена. А стало быть, участь рыбы тоже — какая зимовка без питания…

Пока нагорал в костре жар, Егор поймал тройку хариусов на ужин, привязал за кусты палатку и сунул туда кукуль. Подползли сырые клубы тумана, и охотник сел к костру.

Властительница наша, природа-матушка, и что у тебя за манера прятать эти грабежи? — невесело подумал он. — Как погуляет по твоим просторам какой-нибудь ухарь, потопчет, поуродует живое тело, так ты сразу норовишь шрамики туманчиком, снежком или дождиком прикрыть, обмыть, замазать. Стыдно своих разудалых деток? Ты бы наоборот солнце поярче, света побольше на это безобразие: смотрите, мол, люди, что вы делаете со своей матерью! Авось один застыдится, другого народ, наглядевшись, приструнит. А ты все прячешь, являешь им не к месту свою бабью, материнскую жалость. Стыдлива не в меру там, где гласность и твердость нужны… Да, молчишь… Так, молча-то, втихую, — неизвестно до чего и докатимся. Сегодня туманом да ночным дождичком замоешь кровь, а завтра ветерком подметешь — вроде ничего и не было. Однако в душе человеческой от этих картин — а он все видит — растет и растет пластом мутный осадок. И пласт этот в будущем неизвестно, как себя проявит, каким качеством на свет белый вылезет…

Валет, жмурившийся на огонь по другую сторону костра, поднял голову и заворчал.

Егор огляделся. Вроде тихо-спокойно, ничего не видать. Тогда он палочкой разровнял угли, уложил сверху рыб, сбоку поставил консервную банку, наполненную водой из ручья.

Валет опять зарычал без злости в голосе. Все же идет кто-то. Ага — вот. До ушей Егора донесся голос. Шел пастух и негромко распевал походную песню, в которой слова навеваются путевыми событиями, пейзажем, говором реки, шелестом кустов и криками животных.

Егор привстал и увидел за кустарником человека в пестрой ситцевой камлейке, надетой поверх летней кухлянки. На груди его висел бинокль в футляре, под локтями согнутых и отведенных назад рук, повыше поясницы, торчала поперек тела винтовка. Это же Омрит, пастух из четвертой бригады, недавно вернувшийся из армии, с действительной. Не иначе — откол ищет.

Омрит шел, чуть приволакивая ноги и покачиваясь, неторопливым на вид, но довольно быстрым тундровым шагом, которым могут ходить только пастухи, охотники да опытные геологи. Шаг этот рассчитан на многие часы без перекуров, изобретен и отшлифован в безмерных тундровых просторах.

Омрит шел и пел:

Вот и речка Нравкэрыкэн!В голубых богатых водах Отражается сияньем

Блеск живительный огня.Человек готовит ужин.Наловил он свежей рыбы,Положил ее в пэнъёлгын —Жаром пышущий костер.Он еду давно идущим

И ночлег в тепле предложит,И разделит кружку чая С утомленным пастухом!

Егор тепло улыбнулся, перевернул на углях хариусов. Как чувствовал гостя — трех рыб выловил.

Омрит перебрел речку и вышел к костру. Увидев Егора, удивленно заулыбался, сказал:

— Како! Михалыч! Етти, Михалыч, здравствуй! А рация говорила: охотник Мартский улетел в районный поселок. Обманула?

— Здравствуй, Омрит. Правда, собрались с Валеткой недельку передохнуть до начала сезона, да не вышло, дела задержали.

Валет обнюхал пастуха, дружелюбно помотал хвостом и подставил голову ему под руку. Омрит тронул лоб пса, почесал за ухом, и Валет, довольный тем, что ритуал встречи выдержан в рамках древних традиций, снова улегся и одобрительно постучал хвостом по песку.

Вода в банке закипела, охотник сыпанул туда горсть заварки, подождал, когда булькающий кипяток свернет ее в серединку и утопит на дно, а уже тогда чуть отодвинул от углей и прикрыл шляпой — пусть преет.

Омрит уложил винтовку под стену палатки, там же примостил и легкий рюкзачок, предварительно достав из него эмалированную кружку, пачку галет и полоску сушеного оленьего мяса.

— За отколом? — спросил Егор.

— Да, пошел искать, — сказал Омрит. — Очень любят олешки последние грибы.

— Много убежало?