Урал грозный

И в самом деле, станок работает как-то сердито, напоминая щенка, которому впервые попала в зубы кость, и он грызет ее, ворчит, боясь, как бы у него эту кость не отняли. Вот повернулся маленький рычажок. Упал на кончик проволоки, упал и вдруг резко рванул... Рванул, чуть поднялся, на какую-то секунду задержался, как бы хвастаясь перед нами тем, что оторвал, затем перекинулся на другую сторону и что-то выбросил. И опять перекинулся к проволоке, опять рванул, опять задержался и опять что-то выбросил. Так без конца и без устали.

— Здорово! Что он делает?

— Деталь для камней,— отвечает паренек, стоящий у станка.

— А ну, покажи нам эту деталь,— просит директор и громко хохочет, видимо, намереваясь нас чем-то ошарашить.

Паренек что-то несет нам на кончике пальца. Показывает:

— Вот. Вота,— говорит он весьма серьезно,— деталь.— Но и сам он не видит этой детали, на пальце у него какая-то черненькая крошка.

— Это надо под лупой. Под лупой.— И директор дает нам лупу.

Мы смотрим через лупу. Действительно, какой-то ободок. И тут же вспоминаем огромную раскаленную болванку. Так вот эта деталь из той болванки.

— А для чего такой ободок?— интересуемся мы.

— Для камней. Мы же вырабатываем часы — часы для танков, для самолетов, для кораблей. Вот камешки и вставляются в эти ободки. Вот посмотрите, какие часы.

Директор ввел нас в помещение, открыл шкаф. Оттуда повеяло холодом, и там мы увидели заиндевевшие, поседевшие часы для самолетов, для танков.

— Морозом испытываем. А тут вот жарой.

Второй шкаф был полон нестерпимым жаром.

— А это вот,— директор осторожно взял в руки огромные круглые часы,— это морской хронометр. Вот такие штуки мы тут делаем.

Там, где все стреляет

Все время, пока мы были на часовом заводе, Николай Александрович молчал. Молчал он и в то время, когда мы на машине пересекли город, выбрались на снежную равнину и вскоре очутились в сосновом лесу. Освещенный фарами машины лес казался богатырским...

Наконец машина остановилась у новых ворот. Николай Александрович, выбираясь из машины, вдруг заметно заволновался.

— Тут туляки...— пробормотал он, заметив мой удивленный взгляд.

Где-то совсем недалеко от нас раздалась пулеметная очередь. Затем вторая, третья. В другой стороне, тоже недалеко от нас, загрохотали пушки.

— Что это?

— Испытание. Так вот и день и ночь,— ответил Николай Александрович, входя в помещение, залитое электрическим светом. По всему было видно, что помещение построено совсем недавно: потолки еще светились золотистыми сосновыми переплетами. Это сборочный цех. Тут было неожиданно тихо. Только слышно, как за барьером, в соседнем цехе, урчат, шипят, царапают станки, оттачивая нужные детали.

— Как тут просто все,— замечаю я.

— Просто? — Он покачал головой.— Ого! Нет. Тут все очень сложно. Ну, например, пулемет. Он дает шестьсот выстрелов в минуту,— это значит шестьсот раз в минуту все детали приходят в движение. Да еще в какое движение! Вы понимаете, какие должны быть детали? Ведь это то же самое, что часы, но гораздо серьезней. И вот какая-нибудь деталь на испытании заела... тогда шарь по всему заводу — кто и где наплоховал. Иногда у всех инженеров головы вспухнут. Это и понятно, есть рабочие-то еще неопытные. На десяток туляков — сотня новых, здешних, месяцев десять тому назад пришли на завод.

— И как работают?

— Хорошо работают. Вы вон поговорите с тем рабочим. Фамилия его Лезаров. С ним недавно случилось такое: надо было отработать одну деталь, такую деталь, без которой мог бы остановиться весь завод. Сменщик его заболел. И Лезаров не ушел от станка. Он стоял день, потом второй. Начали пухнуть ноги. Тогда он разулся и стал на пол босыми ногами... А своего-таки добился.

Я подошел к станку, за которым работал Лезаров. Он высокий, широкий в плечах, но с лица худ.

— Устаете?— спросил я и тут же понял, что вопрос мой наивен.

— А то как же?— просто ответил Лезаров.— Как не уставать? Конечно, устаем. Да ведь теперь по-другому-то и нельзя работать — война. Наши братья, поди-ка, как на фронте устают. А мы-то что ж, по курортам, что ли, будем ездить?— Он глубоко вздохнул и еще сказал: — В этом, брат, и есть святая обязанность наша — работай не покладая рук. Будете в столице, так и передайте: работают, мол, на далеком-то Урале. Народ работает... Вот что. Вместе с туляками работаем, с москвичами, с ленинградцами, с харьковчанами, с киевлянами...

— Вот они какие у нас,— уже входя в здание парткома, проговорил Николай Александрович.

1943

БОРЬБА ЗА МИР[26]

(Отрывок из романа)

Глава вторая

1

В первый день войны, двадцать второго июня 1941 года, Николай Кораблев, простившись с семьей, с большой тревогой на душе вылетел из Кичкаса в Москву. Тут, наскоро сдав дела новому директору Макару Савельевичу Рукавишникову, он отправился в наркомат и вместе с наркомом в четыре часа утра был принят заместителем Предсовнаркома.

Зампредсовнаркома, как всегда бледноватый в лице, в конце беседы сказал: