Ушки прошу держать на макушке, о чем бы я речь ни вел.Самая главная часть у пушки — это, конечно ствол.Пушка, считай, без ствола не штука, как лук без струны-тетивы, как боевой барабан без звука, как всадник без головы.Каждой детали — своя дорога, свой на пути приют.Посмотрим, однако, на дело строго, как этот ствол куют.Падает вниз громовержец-молот, зол и, как бык, мордаст.Пощады никто у него не молит — он все равно не даст.Любо смотреть, как одним ударом сводится толщь на нет.Стонет болванка, плюет нагаром, вытягивает хребет.Там, где горбатое было место, гладь возникает вдруг.Так разминают тугое тесто сильным нажимом рук.Ловко, уверенно, точно, быстро, множество раз подряд.Только белесые брызги-искры вместо свечей горят.А в ковочной — ветер горячий злится. Чад. Духота. Жара.Людям хочется окатиться попросту из ведра.И диву даешься, с каким терпеньем люди весь день куют.Мало терпенья — с ожесточеньем песни еще поют.Нет, не горька им исчадья чаша.Они на войне. Бойцы.Вот они — гордость и совесть наша — уральские кузнецы!Вот она, нация мировая, люди, что бьют сплеча, ливнем осколочным накрывая Гитлера-палача.Вон как один из них, с виду кроткий, весело, напрямик, в насквозь промокшей косоворотке действует в этот миг: ловит пылающую болванку и набок ее кладет,—так бронебойщик навстречу танку один на один идет.Будет немедленно ствол откован,и двинется к мастерам,и каждым в отдельности облюбованстанет казист и прям.и, может быть, будет еще удобнопосле, когда-нибудь,легким стихом описать подробновесь его долгий путь:как закаляют, как выпрямляют, ведут на цепях под уздцы, как исступленно его строгают с разных сторон резцы; как с ястребиным упрямством сверла лезут в нутро винтом, как в перегретом и дымном горле долго першит потом; как его гладят, качают, вертят,ставят затем на дыбы,как по стальному каналу смертитянут змею резьбы;как он, прямой, маслянистый, чистый,бурям наперекор,светлый, ликующий и плечистый, идет наконец на сбор.