Уральский вариант

Довольные арестанты, обнявшись, сидели в куче пыли. Из под обломков, матерясь, стали вылезать очень знакомые люди.

Василий Иванович пригляделся и заметил корреспондента Клашу, застрявшую между кроватью и шкафом. Подбежав к ней, он отбросил шкаф, и утащил Клашу и соответствующую кровать в неизвестном направлении.

Позже Клаша сообщила боевому начдиву, что монгольцы ее не обижали, делали ей хорошо и даже обещали устроить с ней большой Йыкыргын.

Собравшиеся бойцы чапаевской дивизии обнаружили, что их осталось всего семь человек: Петька, Василий Иванович, Анка, корреспондент Клаша, Фурманов, дед Митрич и боевой солдат Кузя.

Василий Иванович произнес пламенную речь, из которой следовало, что монгольцы и чукчи все поголовно козлы и уроды, что они недостойны звания советских пролетариев, и что Василий Иванович по воле судьбы уже успел состоять с ими всеми в интимных отношениях.

-- Да здравствует мировая революция ! закончил Василий Иванович речь, и, страстно обняв корреспондента Клашу, запустил руку ей под юбку. То же самое попытался сделать Петька с Анкой, но тут же схлопотал от нее крупного запоминающегося тумака.

После данного эпизода тема дискуссий перешла на баб, причем у каждого отдельного бойца на данную тему нашлись свои мысли и высказывания.

В конце концов постановили: бабы самые лучшие - задастые, грудастые и чтоб по многу раз. Данный факт был принят за всенародное решение и занесен в протокол.

Василий Иванович остался доволен всеобщим собранием.

Тем временем стало светать, и Василий Иванович, боясь, как бы монгольцы не согнали сюда всех своих буржуазных элементов, приказал собрать личное (и не только личное, а кто какое найдет) имущество, погузить таковое в телегу и быстренько делать ноги.

Все собрали, кто чего мог и уселись на телегу, слушая бурчание пустых животов.

-- Василий Иванович ! - жалобно протянул Петька.

-- Ну ?

-- Жрать охота !

-- Ну ?

-- Так давайте ж пожрем ?

-- Это ты, Петр, хорошо придумал, - сказал Василий Иванович, сажая Клашу рядом и степенно застегивая галифе. - Вот только жрать-то у нас совсем нечего... Черт побери...

-- Товарищ Чапаев ! - раздался откуда-то из подворотни испуганный голос Фурманова. - Погодите !

Василий Иванович дернул за вожжи, кобыла нехотя остановилась. Из подворотни выскочил Фурманов, за ним гналась монгольская женщина с очень русским коромыслом, которым она грела политрука по голове и бокам.

В руках у Фурманова были две курицы и крупная монгольская лепешка.

Василий Иванович дождался, когда Фурманов запрыгнет в телегу и взмахнул кнутом.

Лошадь медленно перешла на дикий галоп, и удивленная монголка остановилась и выронила коромысло.

Когда Василий Иванович сумел остановить кобылу, собравшуюся, по-видимому, разогнаться до сверхзвуковой скорости, хмурый монгольский город был далеко позади в облаках пыли.

-- Ну, товарищ политрук, объявляю вам свою и общественную благодарность, - сказал Василий Иванович важно, протягивая руку за куском лепешки. Хотя, конечно, красть недостойно для совейского коммуниста. А, Петька ?

-- А лепешки краденные жрать достойно ? угрюмо пробурчал обиженный политрук.

-- Чего ты ?

-- Ничего.

-- А ! Ну, конечно, это правильно, товарищ Фурманов, что вы заботитесь о своих товарищах, но вообще-то... Ну ладно.

-- Ничего, привыкнешь, - пробурчал Фурманов. - Я еще и не так могу.

Глава пятая

За корреспондентом Клашей прислали автомобиль из Москвы. Василий Иванович долго не мог расстаться с ней, уговаривал ничего не рассказывать мужу, она соглашалась, он горестно вздыхал и начинал уговаривать снова.

Вместе с телегой в чапаевскую дивизию пришла посылка для политрука Фурманова. Дмитрий Андреич, распаковав присланный тюк, пришел в неописуемый восторг. В посылке были три свеженькие, пахнущие вонючей типографской краской экземпляра книги "Чапаев".

Один из них был подарен главному герою описываемых в фолианте событий, вследствие чего Василий Иванович понемногу стал забывать горесть разлуки с Клашей.

Несколько озадачило всю дивизию и особенно Петьку замечание редактора (страниц на сорок) в начале книги. Там на полном серьезе сообщалось, что Петька Исаев - ни кто иной, как "собирательный образ советского красноармейца". Петька был сильно обижен таким отношением, и пообещал встретить Фурманова в темном улгу и набить оному морду.

-- Эх, Петька, - слезливо сказал Чапаев, держа в одной руке уже весьма сильно испачканную книгу, а другой обнимая "собирательный образ". - Не расстреляли мы с тобою вовремя этот гнусный элемент, вот он теперь и оскорбляет красных бойцов всякими гнусными емпитетами.

Петька тягостно вздохнул, Василий Иванович взмахнул кнутом, и кобыла медленно стала разгоняться по пыльной дороге.

Чапаевская дивизия держала курс на запад.

Очередной инцидент, связанный с похищением пищи, произошел у Фурманова уже на своей территории. Василий Иванович, зазевавшись над вожжами, не заметил, как равнодушная кобыла съехала в поле и вброд перешла пограничную речку.