Уран

— Вроде как домй, посеянные по осени. Кажется, один хороший дождик — и…

— Их непростительное преступление — в том, что они делают ставку на мелкобуржуазные чувства страха и осторожности, еще не изгнанные из пролетарских сердец. Им никогда не расплатиться за свой низкий расчет. Такой субъект, как Фромантен…

До самого берега реки Журдан продолжал клеймить позором Фромантена и социалистов. Однако все это вылетело у него из головы, когда Ватрен привел его на длинную косу между рекой и ее старым рукавом. Уголок оказался уютным и прохладным. Они устроились на самой оконечности косы, в высокой и густой траве, в тени вяза, к которому была пришвартована лодка. Стоячая вода в старице, затемненной пышной Листвой, своей гладью и непрозрачностью напоминала зеленую камедь. От реки заводь отделял высокий тростник нежного цвета молодых побегов. С улыбкой Ватрен показал обещанных стрекоз, которые летали над тростником, время от времени присаживаясь на кончики стеблей. По лакированной глади, чуть волнуя ее, скользили водяные пауки. Со стороны реки, на быстрине, вода сверкала под солнцем, но у противоположного берега, под деревьями и кустами, она чернела глубиной. Место было до того укромным, что Ватрену с Журданом не составляло труда вообразить, будто Блемон остался далеко-далеко. Поблизости девочка запела песенку о маргаритках; ее голос постепенно удалялся. Спутники переглянулись с легким беспокойством: обоим пришла на ум Красная Шапочка. Потом они улыбнулись друг другу, и улыбка долго не сходила с их лиц.

— Журдан, малыш, окажите мне услугу, — проворковал Ватрен. — Сделайте что-нибудь для Леопольда. Вы лежите в чудесной свежей траве, между текучей и спящей водой, и стрекозы дарят вас своей любовью. Подумайте об этом добродушном медведе, который бьется о стены своей тюрьмы, и вы поймете, до чего он несчастен.

При мысли о кабатчике, лишенном простора, белого мини и отрскоз, Журдан вздохнул. Сейчас он был полон со-ЧУМИТПИМ к нему, да и ко всем узникам Блемона и Франции. К V шиким всего мира, с воодушевлением подумал он. Про-1111 к 111 м i' i к ним жалостью за их заблуждения и слабость, за их ОТЧИМПМС, он великодушно даровал им свободу. Но тут его сердце заволокло тенью при мысли о вредителях и троцкисту шполпяюших тюрьмы России. Уж эти-то враги порядка 1й1У1ужили свою участь.

Дружшце, да я же бессилен.

I fpomÿ вас, будем искренни и поговорим начистоту. Вы лучше меня знаете, что Леопольд не совершил ничего, ну совершенно ничего, что каралось бы тюрьмой. Ведь в глубине души вы наверняка и сами возмущены тем, что ради ни-ЧТОЖИЫХ политических выгод для партии, вдобавок сиюми-I ly 111 ых, i ювиновного человека бросили за решетку.

11ослушайте, Ватрен, я же не судебный следователь. МI ie известно одно — Леопольд обвиняется в укрывательстве IIродителя, Максима Делько!

11о это же полнейшая чушь!

Правосудие разберется. Лично я, по совести, склонен Мерить в его виновность. Рошар утверждает, что видел Максима Делько у Леопольда. А Рошар — верный коммунист, сорт ник, доказавший свою преданность, и я не считаю себя нприве сомневаться в его свидетельстве.

Ватрен уже начал понимать всю тщетность своих попы-IOK и потому колебался. Но совесть не позволяла ему так скоро сдаться.

— Допустим, что случай не совсем ясен, — сказал он, — и нс i не гея хотя бы тень сомнения. Да нет, предположим даже худшее — что Леопольд приютил беглеца, не решившись его пылать. И что же вам-то до этого?

Ну, туг уж вы хватили через край. Говорите, что мне до (Того? Уж не думаете ли вы, что я прощу человека, который пил сообщником изменника, продавшегося фашистам, закопченного негодяя!

— Законченного негодяя? Откуда вам это известно? Ведь мы не знаете Максима Делько!

— Мне нет необходимости знать его лично, чтобы сде-ЛЯТЬ вывод, что этот тип — отъявленный мерзавец, гнусный Прохвост. Он продался оккупантам и пировал на крови наших мучеников. Находятся наивные люди, готовые оправим п> его как добросовестно заблуждавшегося и приписать ему какие-то там политические воззрения. Но я к ним не Принадлежу, я не настолько простодушен, чтобы поверить,

будто этими добровольными пособниками гитлеровских палачей когда-либо двигали человеческие чувства. Ведь у всей этой сволочи за душой только и есть, что презренная алчность, мерзкая философия площадной девки, ненависть к пролетариату и ко всему благородному, чистому, возвышенному; они испытывают садистское наслаждение, когда вредят, унижают, пытают… К тому же буржуазная гниль…

Взгляд Журдаиа метал молнии, голос звенел от ненависти — конечно же, он напрочь позабыл, что пришел в гости к стрекозам. Ватрен, потерявший всякую надежду склонить его на сторону Леопольда, взирал на него с удивлением. Обычно молодой коллега-коммунист ассоциировался в его представлении со священнослужителем несколько воинственных наклонностей. Видя же его сейчас в подобном исступлении, он решил, что трудолюбивый молодой человек пытается таким образом взять у жизни реванш за свою потраченную на учебники и экзамены юность.