Уранотипия

Но и эта река кончилась, растворившись в Волге. Слон двигался медленно, и иногда араб причаливал к берегу. Он привык к нраву этой страны и, достигнув мест мусульманского толка, требовал пропитания именем  Аллаха и русского царя. Кто был ныне царем, татары не знали, но, почитая Аллаха, давали арабу такую еду, о существовании которой он забыл.

Так он достиг Астрахани. В этом пыльном и одновременно влажном городе слона пугались. Это был не гордый белый слон, которого можно дарить царю, а серый слон, похожий на смерть. Так его и звали на берегу моря — «русская смерть».

Астраханцы хотели быстрее избавиться от слона, подобно тому, как они избавились от атамана Заруцкого, и отослали его — только не на север, как атамана, а на юг.

Корабль со слоном вышел из Астрахани, и с тех пор его никто не видел. Как, впрочем, и слона, и его арабского погонщика, который стал в своем странствии старше на сто северных лет, которые идут в зачете к южным годам как один к трем.

Максим Никифорович еще долго пытался разгадать Послание, переставляя кубики на специальном столе, который он завел для этого. И каждый раз маленький нарисованный слон осуждающе поднимал хобот: нет, не так.

И в один прекрасный день, во время послеобеденного сна к нему пришел этот слон. Слон стоял, подняв хобот, а Максим Никифорович смотрел на него из темной комнаты, похожей на камеру-обскуру. Оттого слон на противоположной стене был перевернут вверх ногами.

Изображения меняют цвет от действия солнечных лучей, но можно заставить солнечные лучи рисовать само изображение.

Пусть оно возникает не на стене, а на съемной пластине с помощью линзы.

Максима Никифоровича с самой юности занимала идея точного копирования мира. Художник прекрасен тем, что не точен, но, вооруженный разного рода приспособлениями, все равно стремится к точности. Многие пользовались для своей работы механическими приспособлениями. Одни придумывали сложную систему планок, с помощью которой переносили пейзаж на бумагу. Другие надеялись на камеру-обскуру. Но это все не было настоящим решением.

Настоящим была точная фиксация видимого мира на плоскость с помощью химии.

Максим Никифорович знал, что где-то сидит человек, француз или англичанин, и думает точно так же, как он, и поэтому торопился.

Он читал про одного француза, что спасся от Революции, был офицером у Наполеона, но война была чуждым ему делом. Он поместил в камеру-обскуру оловянную пластинку, покрытую тонким слоем асфальта и лавандового масла. Солнце оставило на ней след, а когда асфальт протравили, француз увидел рельефное изображение.

Но Максим Никифорович понимал, что это неверный путь. Пластинка могла бы быть из меди, а вместо асфальта нужно использовать серебро. Он экспериментировал с разными препаратами и догадался, что если использовать йод, изображение будет четче. Соли серебра темнеют на солнце, но у того француза не получилось понять, как работать с серебром. А вот олово хорошо отражало свет, и обращенное изображение было четко видно.

Максим Никифорович возился в своей комнатке с разными пробирками. Пальцы его пожелтели от йода, но ничего не выходило. Соседи жаловались на резкий запах керосина, но пробы продолжались.

Он не был настоящим химиком и только слушался чужих советов. Серебро, вот был ключ ко всему.

Тут ему встретился один странный человек, что мало говорил, но много его слушал. От него он узнал о металле с астрономическим названием «уран».

Странность собеседника была в том, что его подозревали в занятиях алхимией. А там, где алхимия, всегда есть мысль о производстве фальшивых денег. Человек этот был по виду выкрестом откуда-то с юга. Когда Максим Никифорович покупал у него реактивы, кто-то из его советчиков донес, что выкрест делает оловянные ложки золотыми — для тех, у кого нет денег на дорогие столовые приборы. Но все это, разумеется, были глупости.

Да и выкрестом ли был он, этот человек без возраста в странном платье, которого видели на улицах обеих столиц, причем иногда одновременно в обеих.

Его называли врачом, что оправдывало торговлю. Да и познакомился Максим Никифорович с ним не в поисках реактивов, а когда этот человек лечил его жену от кашля. Врач сидел на квартире, толча порошки разных цветов, растворяя и смешивая их, будто приправы на кухне.

На удивление, ни квартирная хозяйка, ни окрестные люди не жаловались на запахи и дым.

Итак, уран, вернее, его соли, были его идеей. Про уран говорили, что это странное вещество: им можно лечить, но лечение это имеет оборотную сторону: природа потом забирает свое с удвоенной скоростью.