Уранотипия

А пока одиннадцать пакетов секретным образом были переправлены в русское консульство в Константинополе, городе с сотней имен и тысячью народов за городскими стенами. Утром двенадцатый пакет отправится на север, и военная часть миссии будет закончена. Теперь предстояло особое дело, которое ему поручили и ради которого Максим Никифорович — художник и изобретатель, вез свои ящики, где спал прибор, похожий на улей, и дремали в войлочных сотах пузырьки-пчелы.

Утром пакет забрал неприметный торговец, который сразу же отправился на корабль в Константинополь.

Одно дело было сделано. Но то, что еще предстояло, Львов считал важнейшим. Подполковник привык мало спать и решил, что подремлет в дороге.

В этот момент, в трех тысячах верст к северу от него, профессор Витковский шел по набережной и не замечал ничего вокруг себя. Ему надо было в Кабинет, описывать посылку из Китая. Специальные люди прислали китайских кукол для его коллекции. Посылка застряла в Кяхте, что-то потом случилось с ней в Сибири, и вот она наконец добралась до Петербурга.

На ум его пришла остроумная теория, и он в своем воображении сшивал ее куски, как крестьянки сшивают лоскуты в одеяло. Заплатка на заплатку, северное рукоделие, чем-то похожее на восточное трудолюбие, все выходило донельзя интересно, и тут он вспомнил про потолок в египетской часовне, и это нарушило строй его мыслей.

Архип Иванович Витковский вовсе не был никаким Архипом, а был рожден в Вильно, и имя ему тогда было дано — «Витольд». Впрочем, имен у него было много — Йозеф-Казимир, и еще какое-то, потому что католики в Вильно давали имена с избытком, будто знали, что в русской империи часть из них потеряется.

И вот он стал Архипом, что повлекло за собой странное отчество «Иванович», но Витковского ничего в этом не раздражало. В девятнадцать лет он отправился в путешествие по Турции и Сирии, но разогнавшись, вдруг очутился в Египте, а на обратном пути и в Палестине. На это путешествие ему собирали деньги по подписке среди жителей Вильны, в основном, конечно, профессоров и студентов. Деньги были собраны, а Витковского обязали писать с дороги отчеты и заодно путевые заметки в виленскую газету.

С отчетами вышло неважно, а вот заметки в газете принесли ему местную славу, которую он потом, не раздумывая, поменял на столичную жизнь.

Перед тем как устроиться в Иностранную коллегию, ему надлежало экзаменоваться по иностранным языкам. Он долго говорил со старым академиком — сперва по-персидски, а потом по-арабски, а сам смотрел в низкое петербургское небо, пропитанное водой, и думал о том, как оно отличается от выцветшего неба Палестины. Когда академик стал задавать ему вопросы по-турецки, он чуть запнулся, но это не означало ровно ничего: старик уже записал в экзаменационный лист, что испытуемый сведущ в восточных языках более экзаменатора.

Но при этом Витковский понимал, что языки — лишь инструмент знания и способность распространить его. Сейчас, в неспешной прогулке по набережной, где небо смыкалось с Невой мелким моросящим дождем, он вспоминал историю из своего путешествия, когда он лежал в часовне на берегу Нила.

Этим воспоминанием он заплатил за свою любовь, и оттого теперь оно было прерывистым. Да и была ли эта часовня?

В этот момент он случайно ступил на мостовую и чудом разминулся с несущейся пролеткой.

Витковский с некоторым изумлением остановился. Чувства испуга в нем не было, он подумал, что сейчас его мог убить лихач-извозчик. Но если бы он успел до этого придумать непротиворечивую теорию, то, значит, он не проиграл.

Он поднял очки из грязи, протер их, осмотрелся и продолжил путь.

 

Говорят, что когда человек вдруг останавливается среди своего пути, то это ангел пытается заговорить с ним: напомнить что-то или предсказать.

Один мусульманский купец как-то остановился в пути. Нужно было собрать силы, чтобы не отстать от каравана, но сил никаких не было.

Ослы отказывались идти, и на него самого накатила смертная истома. Как-то он отправился с грузом китайской ткани в Каир, выгодно продал его и не менее выгодно закупился другими товарами.

Путь его лежал через пустынные места, и он остановился у старой христианской часовни.

Там он встретил путешественника, по виду — франка. Впрочем, франк был не похож на других франков. Он ходил по часовне с веревкой, покрытой мерными узлами, и что-то зарисовывал.

Купец был любопытен и разговорился с путешественником. Они оба были чужаками в этих местах, что располагает к откровенности. Оказалось, что путешественник хочет разобрать часовню и увезти ее по частям к себе на север.

Купец спросил, не боится ли он. Тот отвечал, что сам христианин и все, что он делает, делается с благословения христианского бога. А христианам важно, чтобы всякая святыня была у них под боком.

Если храм находится далеко, то всегда есть вероятность, что на это место налетят какие-нибудь сарацины, как это было с Храмом Гроба Господня.

Мусульманин согласился, что это довольно мудро, хотя сердце его было на стороне сарацинов, потому что Бог их был один.