Читаем Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которго мы не читали полностью

Религия была коньком Джеймса. Апофеозом этой любви стала знаменитая Библия короля Джеймса (King James the Bible). Для перевода Библии на английский король уже в 1604 году собрал 47 переводчиков. Библия Джеймса вышла в 1611 году и до сих пор является основной версией в англоязычном мире.

(Существует мнение, что в переводе Библии принимал участие и Шекспир. Это мнение основано на переводе 46-го псалма, в котором 46-е слово от начала – shake, а 46-е от конца – speare. В 1610 году, когда перевод Библии был завершен, Шекспиру исполнилось 46 лет. К этому наблюдению мы добавим, что перевод этого псалма выполнен довольно хитро. Взять хотя бы 10-ю строку: Be still and know that I am God: I will be exalted among the heathen, I will be exalted in the earth (Будьте спокойны и знайте, что Я – Бог: Я буду возвышен среди язычников/варваров/атеистов, Я буду возвышен на земле). Дело в том, что в латинской Вульгате (как и в греческом варианте) не было этого будущего времени – там стоит прилагательное в сравнительной степени exaltabor (более возвышенный) – «Освободитесь и увидите что Я – Бог, более возвышенный в племени/народе, более возвышенный на земле». У переводчика не было необходимости вводить will (вспомогательный глагол, образующий будущее время), если, конечно, он не хотел назвать свое имя (Will – воля, желание, похоть

, что Шекспир и обыгрывает в одном из сонетов).

Так же совершенно необязательно – и даже противопоказано! – слово heathen (язычник, варвар, не верящий в Бога), поскольку в греческом, латинском и русских переводах Библии на этом месте стоит в племени, в народе! (Латинский – in gentibus, русский (елизаветинский) – во языцех). Таким образом, эта строка 46-го псалма Библии Джеймса выглядит так: «Успокойтесь/замрите и знайте, что Я – Бог: Я, Уилл, возвышен среди безбожников, Я, Уилл, возвышен на земле».)

Но вернемся к нашему могильщику. Король Джеймс славился своей любовью к религиозной поэзии. Он писал стихи, делал переводы, издал The Essayes of a Prentise in the Divine Art of Poesie (1584) (Опыты подмастерья в божественном искусстве поэзии) и His Maiesties Poeticall Exercises at Vacant Houres (1591) (Его величества поэтические упражнения в свободные часы), «Демонологию» в трех частях и др. Это Джеймс настоял, чтобы поэт-конкурент Джон Донн стал настоятелем собора св. Павла – дескать, он был больше предрасположен к религии, чем к поэзии! Джеймс считал, что король должен быть образцом в поэзии для своих подданных. Недаром могильщик поет песни, копая могилу, чему иронично удивляется Гамлет – мол, несовместимые занятия… Слова Джеймса: it best becommeth a King to purifie and make famous his owne tongue; wherein he may goe before all his subjects (наиболее приличествует королю очищать и делать известным его собственный язык, чтобы он мог идти впереди всех его подданных) перекликаются со словами Гамлета: That skull had a tongue in it, and could sing once (Этот череп имел язык и мог петь когда-то). А вторая часть фразы вообще звучит как обвинение в братоубийстве: how the knaue iowles it to the ground, as if twere Caines iawbone, that did the first murder (этот негодяй бросает его на землю так, словно это каинова челюсть, которой было совершено первое убийство). Имеется в виду ослиная челюсть, которой (в апокрифических вариантах Библии) Каин убил брата Авеля.

Теперь по-иному звучат многие изречения могильщика. Например: there is no auncient gentlemen but Gardners, Ditchers, and Grauemakers (здесь нет древнее джентльменов, чем садовники, землекопы и могильщики). Страсть Джеймса к садоводству была известна всем. А воцарение Джеймса в Англии было отмечено свирепой эпидемией бубонной чумы – почему бы не дать новому королю кличку «могильщик»?

Или знаменитый вопрос: What is he that builds stronger then eyther the Mason, the Shypwright, or the Carpenter (Кто прочнее строит, чем каменщик, корабельщик или плотник?). Ответ знали придворные нового английского короля, называвшие его British Solomon – Британский Соломон, который поставил целью возвести, наконец, храм Соломона – храм объединенной Англии и Шотландии (отец Соломона Давид не имел права строить храм из-за пролитой им крови). Так кто же этот чудотворный строитель, как не наш gravemaker (мастер темных дел)? Это потом наступит очередь каменщиков-масонов, когда в своей «Новой Атлантиде» Бэкон подведет философско-теоретическую базу под соломонову мудрость короля.

А вот один из череды черепов, которые выбрасывает лопата могильщика:


3289-90 Ham. …why may not that be the skull of a Lawyer,

3290-1 where be his quiddities now, his quillites, his cases, his tenurs, and his

3291-2 tricks? why dooes he suffer this madde knaue now to knocke him a-

3292-4 bout the sconce with a durtie shouell, and will not tell him of his acti-

3294-5 on of battery


Почему бы ему не быть черепом какого-нибудь законоведа?

Где теперь его крючки и каверзы, его казусы, его кляузы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе
Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Книга профессора современной истории в Университете Сент-Эндрюса, признанного писателя, специализирующегося на эпохе Ренессанса Эндрю Петтигри впервые вышла в 2015 году и была восторженно встречена критиками и американскими СМИ. Журнал New Yorker назвал ее «разоблачительной историей», а литературный критик Адам Кирш отметил, что книга является «выдающимся предисловием к прошлому, которое помогает понять наше будущее».Автор охватывает период почти в четыре века — от допечатной эры до 1800 года, от конца Средневековья до Французской революции, детально исследуя инстинкт людей к поиску новостей и стремлением быть информированными. Перед читателем открывается увлекательнейшая панорама столетий с поистине мульмедийным обменом, вобравшим в себя все доступные средства распространения новостей — разговоры и слухи, гражданские церемонии и торжества, церковные проповеди и прокламации на площадях, а с наступлением печатной эры — памфлеты, баллады, газеты и листовки. Это фундаментальная история эволюции новостей, начиная от обмена манускриптами во времена позднего Средневековья и до эры триумфа печатных СМИ.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эндрю Петтигри

Культурология / История / Образование и наука
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука