Урбанизатор

— Дык… он же и сам врёт… ну… перерешивает… стал быть… и мы… того… поспим покаместь… хоть и обещались…

Вполне по Мухаммеду:

«… когда я даю какую-нибудь клятву, а потом вижу, что есть более хорошее решение, я обязательно делаю то, что лучше, а от этой клятвы освобождаюсь».

Увы, ребята, я не мусульманин. Аллах, конечно, акбар. Но мне довлеет другое. Не из священных текстов, не из сокрытых мудростей. Просто из русских сказок: «Сказано — сделано». Впитанное «с молоком матери». Моей матери. И моему здешнему народу — тако же.

Не могу вспомнить попаданца, который ясно бы сказал, что угроза утраты уважения со стороны аборигенов заставляет менять планы, поступать против собственных интересов, рисковать прогрессизмом, «светлым будущим всего человечества». И своим — в частности. Просто оттого, что: «они мне верить меньше будут».

Я столько бился с «паутиной мира», с набором правил, привычек, стереотипов «Святой Руси», с нормами отношений между этими людьми. Порвал, поломал, убежал…

Всё! Ура! «Мы наш, мы новый мир построим…».

А вокруг меня уже вырос новый «кокон». Другой. И «ниточки» — чуть другие, и место моё в нём — иное. Паутина нового мира. Но ведь паутина! Которая не даёт, подталкивает, оберегает и направляет. Заставляет делать то, что она считает «правильным».

Да я…! Да всех…! Порву-разнесу-поломаю!

А потом? Начинать на пепелище? А смысл? Чтобы снова, через год-два, ощутить свою зависимость от мнения «своих людей»?

Абсолютная свобода называется абсолютной неадекватностью. Ибо включает в себя полный отказ от учёта реалий и ограничений окружающего мира.

«— Господа туристы. Перед вами каменная лестница в Карлсбадские пещеры. Она скользкая.

— А мне плевать-ать-ать-ать!»

«Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества» — кто сказал? Маркс? — Карл! Как ты меня заколебал! Утомил, достал, извлёк…

Поплакался, Ваня? Погрустил-попечалился? Теперь будем делать. По марксизму. Потому что он истинен. Принимая этих… этот «мусор битых племён». Отмывая, отстирывая, залечивая, вытирая сопли, устраивая клизмования, делясь куском хлеба и местом в землянке.

«Нам и места в землянке хватало вполне,Нам и время текло для обоих…».

А если — не «вполне», то придётся потесниться. И — «время потечёт для обоих».

Снимая с производств своих людей и переводя их в… в обслугу этих… хныкающих кусочков двуногого мяса. Понимая, что такое повышение нагрузки отзовётся дополнительными травмами, болезнями, смертями. «Смертями» — «моих людей». Превращая эти грязные, голодные, измученные стада хомнутых сапиенсов, эту разновидность «всякой сволочи» в «свою сволочь».

Просто: делать надо — больше. А спать, соответственно — меньше.

* * *

Другая часть пришедшей группы была остатками соседнего посёлка.

С этими ещё проще — пришли «за компанию». Посёлок попал под удар команды «конюхов солнечного коня» из-за Оки. Ко всем прочим несчастьям эти мещеряки были ещё и христианами. Их и вырезали. Часть сумела убежать, прятались, пытались пристать к более богатым поселениям… Пристали к каравану «смертников», идущих проситься в холопы к «Зверю Лютому».

Третья группа — самая «свежая». «Подснежники». В том смысле, что бежали уже по снегу.

Мой парнишка, который всю эту… всё это… всех их… сопровождает…

Так, что непонятного?! «Перемещение посторонних по территории допускается только с сопровождающим» — это что, новость?! Нормальное корпоративное правило. Особенно, в условиях присутствия на площадке новых и горячих технологий. А также — голодных, больных и вшивых посетителей.

Парнишка — из моих битых связистов. Тот, кто во время «восстания рабов» на глинище сдуру заорал. Его там сурово приложили по голове лопатой. Сотрясение мозга. Отлежался, травок Мараниных попил. Но село зрение, и временами, накатывает головокружение.

Пришлось из сигнальщиков снять — поставить в прислугу, в писаря.

Он мещеряков до санпропускника довёл, там есть кому с ними разбираться. А сам ко мне прибежал.

— Господине, эти люди, ну, которые третьи, ну, подснежники…

— Короче можешь?

— А… ну… да… так… эта… Селеньице их вёрст 40 выше по Волге. По, стало быть, правому берегу. По осени, перед ледоставом, пришли откуда-то к ним люди. Русские. Да. Вроде — шиши. Но есть и воинские. Кажется. Местных побили, кучу всего забрали, из домов выгнали, баб… стало быть… ну… Вот. И стали строиться. И дома, и огороду. И — церковь. Поскольку меж ними есть поп.

А вот это интересно.

Есть речные шиши. Про них я рассказывал, на зиму «краеведы» имеют привычку захватывать малое поселение в глухой местности и становиться там на зимовку. Часть русских ратников после каждого похода пополняет эти речные банды — про это я уже…