Урки и мурки играют в жмурки. Отвязный детектив.

— Нихт ферштейн, — признался Степцов и поинтересовался: — Это по-каковски?

— На идиш это значит — не учите папу половым извращениям, господин намоченный опер, — перевёл Семён Давидович. — Я своё дело делаю, вы займитесь своим. Ваш крест — по дворам народ опрашивать. Всё, можно вытаскивать! — дал отмашку криминалист двум «формовым» сержантам.

Неведомого пловца выволокли на берег. Он лежал, широко разбросав руки в стороны. Луч света от фар милицейского «уазика» вырывал из тьмы черты довольно гнусного лица, особо приметного мясистым носом, который напоминал крупную картофелину, попорченную жучком-медведкой. Физиономия незнакомца раздулась и оплыла, что придало ей неожиданно добродушное выражение. Голову мертвяк задумчиво склонил вправо, чему способствовали умело сломанные шейные позвонки.

— Дык я вам больше не нужна? — неуверенно спросила Дуся.

— Нам вы и меньше не нужны, — пояснил бабусе Костя Костанов. — Вы нужны Отечеству. В качестве свидетеля этого безобразия.

— Дык я в доме подожду, если что.

— Только очень ждите, Евдокия Матвевна, — попросил Костя. — Как никто другой.

«От же дурень на мою голову», — нетрезво вздохнула баба Дуся, топая калошами одиннадцатого номера по непролазной грязи до родимой хаты.

А члены опергруппы скорбно склонились над телом, обсуждая ситуацию. В стороне остался только местный участковый, который мирно прикорнул, присев на корягу.

— Скажи: откуда ты приплыл? — уныло поинтересовался опер у безвременно почившего гражданина.

— У него есть право не отвечать на ваши бестактные вопросы, — заметил криминалист Гольдман и вытер лысинку тряпочкой из мягкой замши.

— Судя по сопутствующим травмам, товарищ пикировал свысока, — вмешался в разговор судебный медик Зуб.

— И свернул себе шею? — с робкой надеждой спросил Костя Костанов.

— Даже не мыльтесь. Когда он падал, ему уже было не больно. Так что на парашютный спорт не спишете. Помимо свёрнутой шеи рекомендую принять во внимание удар в область виска с правой стороны. Как водится, тупым тяжёлым предметом.

Опер с обоими следаками нестройным трио изобразили стон разочарования. На ментовском жаргоне «парашютистами» называют самоубийц, которые имеют обыкновение нырять с крыши головой в асфальт или же совать шею в петлю и некоторое время весело дрыгать ножками. Подобные дела расследовать приятно: составил протокол, снёс в архив — и забыл, как страшный сон. Таинственный незнакомец этой радости доставлять опергруппе не собирался.

— Значит, расставание тела с душой, если таковая имелась, не обошлось без посторонней помощи? — уточнил Полторак.

— Как и ныряние в бурные воды, — добавил Зуб.

— А как давно гражданин не дышит?

— Гражданин не дышит часа четыре. Максимум пять.

— За это время он мог отмахать порядочную дистанцию, — заметил опер Степцов.

— Как сказать, — возразил Зуб. — Вон там, посередине речки, валун огромный. Скорее всего, тело столкнулось с ним и изменило направление движения. А у берега поперёк течения лежит здоровенный ствол. Он нашему трупику дистанцию и преградил. Прибило болезного к древу, а позже к бережку снесло. Так что мог издалека приплыть, а могли его и где-то рядом скинуть. Если есть подходящее местечко.

— Сдаётся мне, местечко имеется, — заметил Полторак. — Мы же мост проехали перед тем, как налево свернуть. Метрах в ста, параллельно этому переулку. Надо глянуть.

— Как же, углядишь при таком дожде… — недовольно буркнул Серёга Степцов. — Сейчас пойдём здешних бабуинов будить, может, кто слышал или видел чего.

Костя снова склонился над трупом, взял его за руку нежно, как невесту. Посветил фонариком. Неотвратимо наступало утро.

— Да, Колян, приплыли… — вздохнул следак.

— Бредишь, Константин? — удивился старший коллега Полторак. — Среди нас ни одного Коляна!

— А среди покойных встречаются. К примеру, эта глиста во фраке.

— Ты что, знаком с ним?

— Я читать умею.

Костя осветил лучом фонарика кисть левой руки мертвеца. На фалангах пальцев с внешней стороны красовалось имя — «КОЛЯ». Повыше, ближе к ногтям, были наколоты цифры — «1952».

— Фамилию он ни на каком месте не написал? — поинтересовался Полторак.

— В морге поглядим, — сказал Костя. — А вообще по всему видать — наш человек. Разбойник. — Он направил луч на другую руку. С вытатуированного на мизинце синего перстня сиял добродушной улыбкой веселый черепок, проткнутый кинжалом.

— Суровый экземпляр, — уважительно оценил усопшего неслышно подошедший сонный участковый и зевнул в рукав. — Кулак внушительный… Но кто-то покруче нашёлся.

— Не ваш? — спросил участкового Полторак.

— Не, своих ублюдков я наперечёт помню, — и участковый снова распахнул рот в зевке. Слева вверху недоставало двух зубов. На память от ублюдков, решил Костя.

— А почему только одна рука сжата? — задумчиво вопросил он в никуда. — Обычно при драке сжимают обе.

Он снова осветил кулак мертвеца и всмотрелся пристальнее. Попробовал разжать пальцы трупа.

— Окостенели, — сказал медэксперт Зуб. — Бесполезно.