Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

Голос члена Лиги плюща, звучащий в моей голове и доставшийся мне по наследству, захлебывался в истерике от непрестижности подобного знакомства. Голос жителя Нью-Йорка, в котором легко угадывались интонации моих богатых приятелей и друзей из давнего, привычного окружения, презирал это знакомство за «серость». Но благодаря «Эмме» я понял, что жизнь не изучишь только по книгам. А «Мэнсфилд-парк» напоминал, что человека делают не деньги и не «успешность». И теперь мне не было дела до чужих голосов. Я усвоил уроки Остин и знал, что не стоит искать собственное отражение; наоборот, нам нужен кто-то иной, нежданный-негаданный, способный помочь расти. Я чувствовал, что, преодолев свои дурацкие комплексы, открою для себя безграничные возможности.

Спустя месяц после памятной вечеринки она приехала в Бруклин, чтобы понять, стоит ли нам продолжать отношения, учитывая все грядущие сложности. Но, выясняя, способны ли мы полюбить друг друга, мы обнаружили, что уже любим. Чувство развилось так незаметно, что, как говорила Элизабет Беннет, невозможно было сказать, когда оно возникло.

Город никогда не казался мне таким прекрасным, как в те дни. Проходя по знакомым улицам, внезапно изменившимся до неузнаваемости, я нес свою любовь, словно невидимую корону. До сих пор мне казалось, я знаю, каково это – любить, но я ошибался. Раньше чувство жило внутри меня, но теперь оно словно вырвалось на свободу, преображая все вокруг, даже воздух, которым я дышал. Я всегда считал, что люди сами решают, начинать ли новые отношения. Но эти отношения я не выбирал – они сами меня выбрали. И ответ на вопрос, способен ли я любить, нашелся сам собой.

Естественно, не все шло гладко. Конечно, у нас случались ссоры. Люди не идеальны, по крайней мере, я – точно нет. Когда что-то случалось, я тут же уходил в глухую оборону. Но меня спасали две истины, усвоенные благодаря Остин. Первая – мнение моей девушки столь же важно, сколь и мое собственное, хотя до смерти тяжело вспоминать об этом в разгар спора. Второе – необходимо признавать свою неправоту, как бы ужасно и унизительно ни казалось проигрывать битву, в которой я так яростно и самовлюбленно защищаюсь. В итоге поражение шло мне на пользу.

В минуты или часы отчуждения, в вихре криков и оскорблений всегда наступал момент, когда в голове на мгновение прояснялось, и я чувствовал, что должен извиниться перед своей девушкой, чего бы мне это ни стоило, до того, как все мосты окажутся сожженными. И за это меня будет ожидать награда – я получу новое знание, стану взрослее. Мне не придется повторять свои ошибки; я вырасту духовно, как человек и как ее избранник. Это чувство было подобно спасительному канату, брошенному в подземелье, куда я сам себя загнал; оно позволяло мне выбраться наружу, обратно к свету и любви. С ней происходило то же самое. Мы учились друг у друга прощать и просить прощения.

Зимой я повез ее в Мексику, и мы устроили что-то вроде медового месяца. Она как-то рассказывала, что с детства любит каникулы у моря, и мне захотелось удивить ее чем-нибудь необыкновенным. Мы поселились в маленьком домике на острове рядом с Канкуном и неделю просто грелись на солнце, как две ящерицы, гуляли по улочкам деревеньки и гоняли на мопедах по окрестным дорогам.

Весной наши телефонные разговоры стали походить на настоящие свидания. Налив себе выпить, мы выспрашивали друг у друга новости о прошедшей паре дней. Погода стояла теплая, и я полюбил сидеть на пожарной лестнице, вдыхая аромат сирени, цветущей во дворе. Потом мы, не прерывая разговора, готовили ужин, обменивались шутками и впечатлениями, говорили до глубокой ночи, пока не начинали засыпать на полуслове.

Летом я поехал в Кливленд. Некоторые из моих нью-йоркских знакомых содрогнулись, узнав, что я встречаюсь с жительницей Среднего Запада. Как-то вечером я столкнулся с той гламурной дамой, которая порвала с парнем из Огайо, потому что тот не умел прилично одеваться, и она спросила: «Ты все еще встречаешься с этой девушкой из Сент-Луиса?»

Когда я представил свою возлюбленную еще одному из таких людей, сыну знаменитого современного художника, он заявил: «О, я бывал в Цинциннати. Я-то думал, там лишь пара торговых улиц, но выяснилось, не все так плохо».

Нет, Кливленд (я хотя бы знал разницу между Кливлендом и Цинциннати) был совсем неплох. Оказалось, жизнь есть и за пределами Нью-Йорка. Со временем я по-своему полюбил этот город, ведь там жила моя девушка. Мы бродили по улицам, и она делилась со мной воспоминаниями, показывала свои прежние дома и тайные убежища, рассказывала о них, знакомила с людьми, о которых упоминала. Она заново восстанавливала всю свою жизнь и вводила в нее меня.