Уроки истории

Дай Бог, чтобы этот разговор закончился так, как хотим мы, родители! 

Лживые святые

В те далекие времена, когда вместо икон в красных уголках висели портреты сына Ильи Ульянова, произошла эта история.

Некий старший пресвитер (фамилию называть не будем) был вызван в кабинет уполномоченного Совета по делам религий при Совете Министров СССР (был тогда такой орган, созданный специально, чтобы верующие в СССР много о себе не мнили и соблюдали законодательство о религиозных культах).

Чтобы не так страшно было, взял наш старший пресвитер с собой еще одного дьякона церкви и пошли они, как говориться, солнцем палимы…

Уполномоченный был не в духе и, едва завидев сектантских попов, начал кричать и брызгать слюной.

— Как вы смели допустить несанкционированное общение молодежи? Совсем страх потеряли? Закроем церковь, к чертовой бабушке за несоблюдение советского законодательства!

(Современным молодым читателям надо объяснить, что в те годы в каждой церкви был свой стукач, извещавший доблестные органы о тайных сборищах сектантов… Порой даже проповеди конспектировали в своих докладных записках).

Наш старший пресвитер делает удивленные глаза, разводит руками и молвит:

— Молодежное общение??? От вас в первый раз слышу…

Дьякон пугливо смотрит на пастыря, с ужасом понимая, что пастырь врет! Ведь знал же он об этом треклятом общении! Знал…

Слово за слово, буря утихла, и незадачливые служители культа были отпущены восвояси…

На обратном пути дьякон решил обличить старшего пресвитера:

— Как же это вы, брат, греха не побоялись? Солгали…

— Чего это я солгал? Ты молодой еще… не понимаешь. Правду я сказал: я ведь от него в первый раз это слышал!

Немая сцена…

Или вот был еще случай… В четвертом веке от Рождества Христова с Епископом Афанасием Великим. Пришлось ему однажды на корабле бежать от преследователей.

Предоставим слово агиографу:

…за ним поспешно следовал один военачальник, которому мучитель повелел немедленно убить Афанасия, как скоро настигнет его. Когда же один из находившихся с Афанасием издали заметил того военачальника, плывшего вслед за кораблем и уже настигавшего их, и хорошо признал его, то стал увещевать своих гребцов грести поспешнее, чтобы убежать от преследователей. Но святой Афанасий, немного повременив и прозревая имеющее с ним быть, повелел гребцам направить корабль снова к Александрии. Когда те сомневались по поводу этого и боялись исполнить повеление Афанасия, он велел им мужаться. Тогда, обратив корабль направо, они поплыли в Александрию прямо навстречу гонителям; когда они приблизились к ним, то взоры варваров были омрачены как бы мглою, так что видя – не видели, – и поплыли мимо. Афанасий же спросил их:

— Кого вы ищете? Они отвечали:

— Ищем Афанасия: не видали ли вы его где?

— Он плывет, – отвечал Афанасий, – немного впереди вас, как будто бежит от каких то преследователей: поторопитесь, и тогда вы скоро догоните его.

Так святой спасся от рук убийц.

Поразительно, что в обоих случаях, святые сказали правду, но такую, которая ввела собеседников в заблуждение. А вроде как все, что вводит в заблуждение — это ложь.

* * *

В своей христианской юности я бы безоговорочно осудил лжецов, сказав, что это грех, лишающий христианина общения с Богом.

Сейчас я наверное старею и становлюсь более сентиментальным.

Я полагаю, что если речь идет о спасении чужой жизни, то ложь, хотя и будет грехом, но все же меньшим, чем ответственность за чужую смерть.

Блаженны повивальные бабки, спасавшие еврейских младенцев. Блажен Иосиф обручник, не настучавший в Синедреон на свою забеременевшую Невесту.

Но вот если речь идет о спасении своей шкуры, то никак пока не могу я найти оправдание лжи…

Я не знаю, как я бы поступил в той или иной ситуации. Может быть и солгал бы, но мне представляется, что грех нужно всегда называть своим именем.

В этих историях мне отвратительно не то, что святые солгали. Святые часто грешат (такой вот парадокс).