Уроки разбитых сердец

«Всевышний поймет, — подумала она. — В церкви слишком жарко, в духоте головокружение может усилиться». Изумительно красивая в архитектурном отношении церковь Святого Кейниса совершенно не защищала от жары и холода. Зимой она превращалась в настоящий морозильник, несмотря на старые батареи. В теплые месяцы там было жарко, как в оранжерее, и не одна тамаринская невеста с отчаянием обнаруживала, что все попытки украсить церковь цветами накануне венчания заранее обречены на провал, поскольку в нестерпимой духоте вянут даже бутоны, которые любят тепло.

Устроившись на скамейке, Лили сняла бежевую полотняную шляпу, закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Перед выходом из дома она собиралась намазать лицо тем чудесным дорогим кремом, который вручила ей Иззи в свой последний приезд. «Это что-то необыкновенное, — заявила она. — Омолаживающий крем. Убирает все морщины. Тебе нужно ухаживать за кожей, бабуля».

Не открывая глаз, старуха улыбнулась своим воспоминаниям. Теперь Иззи редко наведывалась домой, суматошная нью-йоркская жизнь почти не оставляла ей свободного времени. Лили очень скучала по внучке, но даже не думала протестовать. Она хорошо сознавала, в чем состоит ее долг, и, заменяя Иззи умершую мать, старалась дать своей дорогой осиротевшей девочке «корни и крылья». Лили всегда так и говорила Иззи, когда та чувствовала себя виноватой, пропустив какое-нибудь важное событие в жизни Тамарина.

«Корни и крылья, дорогая, вот что такое любовь», — шептала она и благодарила про себя судьбу за то, что у нее пока достаточно сил, чтобы найти для Иззи слова утешения.

Лили ни о чем не жалела. Стоит ли разглагольствовать о крыльях и хныкать, когда твой птенец собирается покинуть гнездо и начать самостоятельную жизнь? Некоторые любят рассуждать о принципах, которым вовсе не собираются следовать. Такое лицемерие всегда вызывало у Лили брезгливость. Сначала уговаривать Иззи жить своей жизнью, а потом выражать недовольство и укорять? Нет, Лили ни за что бы так не поступила.

Она всегда была противником фальши. И увлажняющий крем, пожалуй, тоже не для нее. Подумав о креме, Лили хихикнула про себя.

Драгоценный крем — подарок Иззи — и в самом деле великолепно смягчал кожу, но чаще всего Лили вспоминала о нем уже на улице, а возвращаться домой, чтобы намазаться кремом, казалось ей нелепым. В ее возрасте никакой, даже самый лучший крем не сотрет с лица следы прожитых лет, разве что крем в красивой стеклянной баночке наделен магической силой.

И все же приятно, когда внучка верит, что за твоей кожей еще стоит ухаживать. Иззи постоянно видит перед собой молодых женщин с нежной как у младенца кожей, но не спешит списать бабушку в утиль, словно ненужную рухлядь.

Некоторые так и поступают. Можно подумать, что морщинистая кожа — это плащ-невидимка. Как форма горничной в прежние времена. Лили криво усмехнулась. Она давным-давно это заметила. Стоит человеку надеть на себя платье слуги, и он тут же стушевывается, отступает на второй план.

В Ратнари-Хаусе горничные носили строгие закрытые платья из темно-синего габардина с пуговицами на спине и белыми воротничками, которые надлежало ежедневно стирать и крахмалить, пока не износятся. Мэри, матери Лили, занимавшей важный пост экономки, не полагалось носить форму горничной — леди Айрин выдала ей две синие саржевые юбки. «Из "Харродс"», — с благоговением говорила Мэри. У нее захватывало дух при мысли о том, что ее одежда куплена в том же магазине, где одеваются сами господа.

Мэри носила юбки с белоснежными блузками и серым шерстяным кардиганом.

Лили вспомнила мать в ее неизменной одежде, с болтающимися на поясе ключами и с очками, висящими на шнурке перед грудью, ее почтительную позу и заискивающее выражение лица. Воплощенное раболепие. Лили невольно содрогнулась.

Горничным в Ратнари-Хаусе нравилась форменная одежда, так разительно отличавшаяся от их привычных нарядов. Даже Виви, лучшая подруга Лили, с удовольствием облачалась в форму.

— Зато мои собственные вещи будут целее и дольше сохранятся, — весело щебетала она, заправляя локоны под накрахмаленный чепец. — Может, объяснишь, отчего ты так взъелась на эту несчастную форму?

— И вовсе я не взъелась, — лгала Лили. Простодушной, бесхитростной Виви невозможно было объяснить, что форма превращает людей в подобие мебели, чего и добивалась леди Айрин, окружая себя полчищами расторопных безликих слуг, готовых исполнить любой ее каприз. Лили по рождению принадлежала к классу прислуги, но не собиралась с этим мириться.

Вот леди Айрин никогда бы не забыла намазаться дорогим кремом от морщин. Лили тихонько усмехнулась, откинувшись на спинку скамейки.