Уровень

Стук раздался совсем рядом и Виртуоз приготовился вздохнуть с облегчением.

В пелену тумана, разрывая ее пополам разом нырнули два силуэта. Спецназовец отодвинулся, принимая на мушку сгусток темноты.

Тихий, не то вой, не то свист заполнил шахту. Клубы дыма заколебались и вдруг стремительно потекли наверх, словно их втянула в себя огромная глотка. Видимость прояснилась, но не надолго. Мигнул несколько раз и погас свет. Наступила темнота — кромешная после яркого освещения.

Виртуоз машинально включил свет и тут же выпустил очередь в угол, по памяти. Опережая луч, бетон пробили пули. Мутанта в углу не обнаружилось. Он лежал у стены, поджав к груди ноги. Брошенное оружие сиротливо жалось к его ногам. Второй мутант сидел рядом. Покрытое шерстью лицо дрожало. Оборванный, в лохмотьях, едва прикрывающих грязное тело, он сидел у стены и трясся мелкой дрожью, прижимая руки к ушам.

ПРИМА

Удар сапогом по ребрам выбил дыхание, разом приучив к мысли, что цветочки кончились.

— Это тебе за Геру, — еще удар, — это за Фила.

Прима не дышала. Боль, хищной крысой шнырявшая в животе, метнулась к позвоночнику.

— А это за Звонаря… И за Рыжего. За Димона…

Еще удар. Еще. Прима впускала в себя жгучую, нетерпимую боль, отталкивалась от нее как от дна, выплывала на поверхность. И в ту секунду, когда сознание прояснялось, старалась понять: откуда взялось столько имен, и главное — есть ли конец у этого списка?

Прима заметила грациозный прыжок Арийца слишком поздно. Диггер кубарем вкатился в камеру под номером 112 как раз между отсутствовавшими прутьями и в тот же миг исчез в глубине. Девушка хотела последовать за ним, но ее замысел зарубила на корню автоматная очередь, отсекающая от яруса. Ей ничего не оставалось, как поднять руки и отойти подальше от камеры со счастливым номером. Она подошла к Бармалею. Тот стоял с поднятыми руками и хлопал глазами, мало что понимая. Парень даже попробовал возразить, однако пара ударов в живот доходчиво объяснили ему, что вопросы неуместны.

Бармалей лежал на полу, корчился от боли и стонал, в то время как Прима наблюдала за истерикой, которую устроил Окулист по поводу исчезновения Арийца. Он ругался последними словами, на каждое слово как резолюцию накладывая пули, выпущенные в сторону ближайших камер.

Высокий, массивный, с длинным лицом и маленькими глазками, Окулист все не мог успокоиться. Его руки сжимали АКМ с разгоряченным стволом и палец давил на спусковой крючок, выбивая из опустевшего магазина сухие щелчки. Обнаружив в полу открытый люк, он загорелся новой надеждой и едва не прыгнул вниз. К сожалению, был остановлен. Вместо долговязого Окулиста в шахту полетела граната. Он стоял недалеко и блаженно щурился, наслаждаясь оглушительным взрывом на глубине.

Потом настал черед Примы.

— Остынь, Окулист, — резиновый, растянутый голос прервал наказание.

Девушка лежала на полу, прижимаясь щекой к грязному, заплеванному цементу. Сведенные за спиной руки сталью жгли наручники. Кособоко по наклонной поверхности выплыли из темноты ботинки на толстой подошве и застыли перед глазами.

— Я спокоен как никогда. Знаешь, что я думаю, Циркач? — наэлектризованный, больной от необходимости сдерживаться, Окулист говорил подчеркнуто рассудительно, словно в сотый раз повторял одно и то же. — Надо ей ногу прострелить. Я берусь, навылет. Бегать, сучка, будет помедленней.

Прима подтянула ноги к животу. Скованные браслетами руки резанула шероховатая поверхность бетона.

— Все может быть. Все может быть, — повторил Циркач. — Подними ее, Хамер.

Схватили за шиворот, с треском вздернули вверх. Пол мячом отскочил вниз и Прима утвердилась на ногах, не решаясь посмотреть Циркачу в глаза. Она почему-то решила, что ее прямой взгляд послужит толчком для новой экзекуции. Сквозняк холодил затылок — каска потерялась и теперь без нее Прима чувствовала себя неуютно.

— Я разве не говорил тебе, что у тебя не будет проблем в том случае, если ты будешь послушной? — бритый череп прикрывала черная бандана. — На тебе семь трупов. Мне стоит больших усилий удержать ребят…

— Ты справишься, я верю в тебя… командир, — не сдержалась — с силой разжала непослушные губы. Изо рта вместе со словами потекла кровь. Обожгла подбородок, капнула на грудь, скользнула в открытый ворот куртки.

Циркач на этот раз не стал устраивать показательных выступлений с расстрелом. Он отвернулся, бросив на ходу:

— Окулист, добавь ей. Пару раз.

Прима сжалась, ожидая удара, и не сразу поняла, что случилось. Под ноги Окулисту вкатился человек. Вскинув руки, как будто пытался облокотиться на воздух, мучитель упал на спину. Коротко заскрежетало о бетон железо. Спутанный клубок откатился к самым прутьям. Окулист изворачивался, ругался, пытаясь достать ногой того, кто мертвой хваткой вцепился ему в штаны. С размаху бился о пол автомат — то прикладом, то дулом. Грохот сменился сипением, хрипом, придушенной руганью. Бестолковая возня на полу привела к тому, что подоспели на помощь товарищи. Кто-то помог Окулисту подняться.