– Куда подевалась? – Доктор беспомощно заморгал, снова принялся протирать стекла очков. – Я не знаю, уважаемые. У меня вообще такое чувство, что я все…
– Что вы все забыли. – Гриня не спрашивал, Гриня утверждал. Теперь уже Тимофей Иванович кивал в такт каждому его слову.
– Да, я все забыл. И если бы не ваши настойчивые расспросы, наверное, никогда бы и не вспомнил. Что же это такое, господа?! Какая-то разновидность суггестии?
– Не понимаю, о чем вы. – Гриня покачал головой.
– Гипноз. Я о гипнотическом внушении. Такое чувство, что меня заставили забыть.
– Штольц?
Нет. – Старик покачал головой, поморщился, словно от боли.
– А кто тогда? – спросил Влас, уже заранее зная ответ.
– Немецкий офицер. Я не помню его имя… Нет, помню! – Тимофей Иванович дернулся вперед и, если бы не отменная реакция, Гриня бы уже лежал на полу, сбитый с ног его порывистым движением. Но Гриня был упырем, а потому устоял на ногах. – Отто фон Клейст! Это был Отто фон Клейст…
Теперь они стояли друг напротив друга, и старик раскачивался из стороны в сторону, как загипнотизированная флейтой факира кобра. В который раз Влас порадовался, что задернул занавески.
– Что стало с девочкой? – спросил Гриня. – Ее оставили в больнице?
– Не знаю. Я в самом деле ничего больше не знаю. Думаю, на пару дней, до окончательной стабилизации ее состояния. Меня не посвящали… Так странно… Я все забыл.
– Ну вот, теперь вы вспомнили, уважаемый. – Гриня тронул старика за плечо и улыбнулся теплой сыновней улыбкой. Улыбки у Грини всегда получались хорошо, еще в те времена, когда он был человеком. – Вы оперировали нашу девочку. – На слове «наша» он сделала ударение. – Спасибо, доктор, что спасли ей жизнь. Теперь я ваш должник.
Подумалось вдруг, а каково это – иметь в должниках упыря? Благо это или зло?
А Гриня уже почтительно проводил Тимофея Ивановича к креслу, помог усесться, приладил очки на нос и снова улыбнулся.
– Вы уже сделали все, о чем я и мечтать не смел. – Доктор тоже улыбнулся. – Медикаменты в наше время на вес золота. А теперь позовите своего сына, пожалуйста. Я бы хотел его осмотреть.
Прежде, чем впустить в дом пацанов, Гриня вышел во двор сам и, наверное, провел с ними разъяснительную беседу, потому что в комнату пацаны вернулись притихшие и покладистые. Митяй даже позволил Тимофею Ивановичу себя осмотреть. По всему видать, осмотр доктора удовлетворил.
– Молодой организм, – сказал он с нотками легкой зависти в голосе, а потом, словно бы вспомнив что-то важное, добавил: – А в городе неспокойно. Боюсь, из-за вашей вылазки в больницу. Мне кажется, будет лучше, если вы уйдете.
Он говорил ровным голосом, чувствовалось, что боится он не за себя, а за них. Боится и понимает, что тут уже не до политесов.
– Мы уйдем, – сказал Влас. – Вот прямо сейчас и уйдем. – Он посмотрел на Митяя, спросил: – Идти сможешь?
Тот молча кивнул. Он и выглядел уже значительно лучше.
– Лекарства я вам с собой дам, расскажу, как пользоваться. Курс лечения ни в коем случае нельзя прерывать. Вы меня понимаете?
Они все разом закивали. По лицам парней было видно, что они уже рвутся в бой. Или скорее на поиски этой своей Танюшки.
Уходили по темноте. С некоторых пор Григорий начал любить темноту. Не так жарко, не так ярко. А главное – шкура не зудит.
Митяй шел хоть и медленно, но сам. Сева держался рядом, то и дело поглядывал на Митяя. Григорий его понимал, парню хочется подробностей, как можно больше хочется узнать про Танюшку. Особенно сейчас, когда стало ясно, что девочка жива. Когда доктор подтвердил, что ее не пытали в той операционной, а наоборот спасали. Путь по приказу фон Клейста, но ведь спасали!
А Григорий думал о другом. И даже не о том, из-за чего упырина оставил девочку в живых. Он думал о том, что может сделать с Танюшкой фон Клейст ради этих своих экспериментов. А в том, что эксперименты будут, он даже не сомневался, шкурой чуял. Уж не потому ли, что под шкурой этой теперь текла и удивительная кровь мертворожденных. Эх, разбираться с этим всем еще и разбираться! Изучать самого себя как великую диковину! Но это уже потом, когда разберется с врагами. Со всеми своими врагами…
И еще одно плохо: нет у них никакого плана. Идут они, считай, куда глаза глядят. Упырь, бывший следователь и два несмышленых пацана. Хорош отряд, ничего не скажешь. Пацаны, ясное дело, рвутся в Гремучий ручей. Да только Григорий их туда ни за что не отпустит. Хватит с него самодеятельности! Без плана в усадьбу соваться нельзя.
И без информации. Влас тогда правильный вопрос задал. Откуда взялось столько упырей? Ирминых они уже давным-давно перебили. Фон Клейст всегда был осторожен. Башка Клауса у Власа в вещмешке. Кто тогда?
В животе заурчало, но есть пока не хотелось. Ни обычной еды, ни… упыриной. Интересно, надолго ли его хватит? И что потом, когда голод припрет к стенке? Конечно, можно охотиться на фрицев. Этих жалко ровно так же, как и зайцев. Пожалуй, зайцев даже жальче. А когда закончится война? Что с ним станет?