Усама

Джо отложил книгу и отпил виски. Единственный кубик льда звякнул о стекло. Шторки на иллюминаторах были опущены, и самолет погрузился в темноту. Как и тот парень в книжке, Джо сидел у иллюминатора, а рядом с ним никого не было. Впереди и позади него, по всему самолету люди спали, как личинки шелковичных червей в мягких коконах. Ему слышны были звуки их жизней, легкое похрапывание и верченье их тел туда-сюда, и он жалел, что тоже не уснул. Книжки эти не очень-то подходят для воздушных перелетов. В них полно взрывающихся самолетов, взрывающихся зданий, взрывающихся поездов, взрывающихся людей. Читать их – все равно что читать результаты исследований морга, наполненные фактами и цифрами, все из которых связаны со смертью. Джо не понимал их. Он раздумывал над словами судьи в книге. Судья сказал, что войны никакой нет, или, точнее, сказал, что смертник с бомбой, Рейд, никакой не солдат: он преступник. Только Джо представлялось, хотя он этого и не понимал, что как раз война-то в книжке и ведется. Он не знал, зачем и ради чего она велась: шло идеологическое сражение, о каком он понятия не имел, – только не понимать вовсе не значит отрицать, что это существует. По-видимому, судья, как и он сам, не понимал этого, не мог понять этого, а потому и не принимал это за то, чем оно являлось. Все-таки, чтоб войну объявить, достаточно и одной стороны.

Вздохнув, Джо закурил сигарету, он заранее взял билет на место в хвосте, и, когда на конце сигареты наросло много пепла, стряхнул его в небольшую металлическую пепельницу в ручке кресла. Жаль, нельзя было в иллюминатор поглазеть. В самолете было сумрачно и тихо. Наушники у него были, но в них звучала одна только консервированная музыка. Завтра он будет в Париже. На этом перелете он летел назад во времени, часы отпадали тем больше, чем дальше он улетал, это походило на сбрасывание старой кожи и появление новой в какой-то точке, с какой началось движение. Сегодня он будет в Париже. Теперь уже – вчера.

На борту самолета времени не было. Здесь он существовал в пузыре застывшего времени, времени остановленного, сохраняемого, час посадки содержался внутри замкнутого в металл пространства во все время нахождения в воздухе. Джо покачал головой: вон как воображение взыгралось. А всего-то и делов, что часовые пояса пересекаем. Завтра он переведет часы, и дела не будет до того, сколько времени на другой стороне мира.

Он докурил сигарету, во рту оставался привкус пепла. Допил виски, погоняв его языком во рту, пройдясь языком по зубам, и проглотил спиртное, ощутив пустоту в желудке. Нажав кнопку, выключил верхний свет, откинулся, опершись головою о спинку кресла. Повсюду вокруг него слышалось гудение самолета, и он позволил звукам затихать на нем, пока не оказался в полном одиночестве, а остальное полетное человечество не истощилось в ничто – в пустоту звуков.

Часть вторая

Тайник

Повсюду есть приличное местечко, чтоб выпить

Найти толстяка оказалось нелегко.

Джо приземлился в Орли, на поезде доехал до Парижа, зарегистрировался в небольшой захудалой гостинице у подножия Монмартра. Орли был сплошной суетой из бетона. На трапе, когда они сходили с самолета, один человек поскользнулся и упал, ударившись головой о землю. Рядом со зданием аэровокзала стояла статуя французского генерала, на небольшой бронзовой табличке значилось: «Шарлю де Голлю, лидеру вооруженных сил „Свободная Франция“, Лилль 1890 – Алжир 1944. „Сражающаяся Франция взывает к тебе“». На бетонном основании краской из баллончика выведена поблекшая, частично заляпанная птичьим пометом надпись. Она гласила: «У Франции нет друзей – только интересы. ШДГ»

.

Поезда были полны народу, сиденья потертые. Боковины вагонов расписаны краской из баллончиков, в обивке зияли прожженные дыры. Гостиничный номер Джо был на третьем этаже с видом на узкую, взбиравшуюся в гору улицу. Прямо у входа в гостиницу стоял человек возле перевернутого картонного ящика и предлагал прохожим шанс найти даму, руки его непрестанно двигались, а в них передвигались и три игральные карты рубашкой вверх, меняясь местами. Джо смотрел в окно и курил. Он чувствовал себя не отдохнувшим, усталым, но никак не мог уснуть. В номере было жарко и душно, грязное парижское лето начинало сердито отрешаться от зимней спячки.

Первый этап расследования оказался довольно легким. Адресом для «Медуза Пресс» служил номер почтового ящика, за которым следовал цифровой индекс. Обратившись в местное отделение La Poste, он выяснил, что индекс указывает на месторасположение почты в 8-м округе.