Ушаков

А Иван Осипович Салтанов, лихой боец со шведами, где только не побывал он. Избороздил Северные моря, несколько раз ходил в Архангельск, Копенгаген, Лондон. В последнем он и стал волонтером английского флота. Достиг Вест-Индии и Америки. Это и сейчас-то кажется далеко, хотя вполне достижимо, а тогда-то из Ярославля, например, сущий край земли. Ушакову такие бывалые капитаны были очень нужны, и Салтанов становится с ним рядом. На корабле «Св. Михаил» он в эскадре Пустошкина штурмует Видо и Корфу, ведет блокаду Анаконы и Генуи. За разгром военных транспортов у генуэзского побережья награждается орденом Иоаннитов. Он и позднее бывал тут в эскадре Сенявина, проявляя лихость и безукоризненную исполнительность. С новыми порядками на флоте, уходом в отставку своего адмирала ушел из жизни.

Или возьмем мичмана Федора Сабова, окончившего более чем через тридцать лет после своего кумира Кадетский корпус, да не в Петербурге, а в Херсоне и сразу же попавшего в огнище войны, принимавшего участие в штурме Цериго, Занте, Кефаллонии. Ушаков разглядел в нем человека смелого, ответственного, везучего. И поручает ему на поляке «Экспедицион» курсировать до Туниса и обратно. Капитаны некоторых хорошо вооруженных фрегатов не решились бы на столь рискованные рейды под носом у французов, а Федор Сабов не усомнился ни в себе, ни в экипаже. Умел воевать и быть неуязвимым.

А умница, зоркий и наблюдательный капитан-лейтенант Егор Метакса. Тоже из греков, из второго поколения, после окончания Корпуса чужеземных единоверцев мичманом был направлен на Черное море, участвовал в бою при Калиакрии, и, как он писал, «имел счастье служить при великом адмирале», с которым и направился в Ионический поход. В Константинополе был переведен как знающий турецкий язык на флагманский корабль Кадыр-бея «для истолкования сигнальной части и движения эскадр». Участвовал в десантных операциях на Цериго, ездил с особыми поручениями в Превзу и другие места. Оставался при адмиралах Сорокине и Сенявине в Средиземном море и лишь в 1811 году возвратился в Россию и ушел в отставку. Он-то и написал прекрасную эпитафию к памятнику великого адмирала «Записки флота — капитан-лейтенанта Егора Матаксы, заключающие в себе повествование о военных подвигах Российской эскадры, покорившей под начальством адмирала Фед. Федоровича Ушакова Ионические острова при содействии Порты Оттоманской в 1798, 1799 годах». К сожалению, вышли они уже после смерти учителя и ученика.

Его капитаны не были когортой, не были кастой, они были объединены духом высокого служения Отечеству, у них было высоко развито чувство долга, они были опытные профессионалы и духовно родственные души. «Сочувственники», «общники» — такими старинными словами можно обозначить капитанов Ушакова. Они обладали желанием превосходить друг друга, но это не порождало коварства, а искало выхода в повышении мастерства. Все они были искусны в управлении кораблем, некоторые старались это делать с особым шиком. Ушаков не препятствовал дерзостному лихачеству, но и не раздувал это в ревность. Для него высшим смыслом было исполнить заданное дело с наименьшими потерями людей, экономной затратой средств и сил в эскадре.

Его капитаны были людьми разных темпераментов, стилей, положений в обществе. Ушаков с их помощью тщательно разрабатывал все операции и походы, а затем решительно действовал. В этой его железной системе действия невозможно было быть боязливым, робким, нерешительным. «Все за одного, один — за всех».

Ушаков видел и ощущал всех своих капитанов, их чувства, их состояние, их реальную готовность. Он сдерживал до полного вызревания вулкан страстей в натуре Дмитрия Сенявина, чтобы дать ему восторжествовать и вернуться с победой, а не с шумом скандальной славы. Он уважал печальную надежду Евстафия Сарандинаки на освобождение родины и оказывал ему полное доверие, порождая ответное чувство благодарного служения России. Он восхищался боевой дерзостью Шостака и поручал ему самые рискованные операции, он знал неусыпную бдительность и умение блюсти честь державы Сорокина и без сомнения отправлял его в дальние крейсирования в составе английской эскадры. Он знал железную непоколебимость в строю Голенкина и ставил его в авангарде у Калиакрии.

Он знал и их слабости и поэтому перекрывал возможность оступиться соседом, честолюбием, твердым словом. Они стояли насмерть, и это был его главный резерв, позволявший создавать перевес там, где хотел адмирал.

И еще. Ушаков и его капитаны опирались на великолепную боевую традицию морского флота России, на петровскую школу мореходов. Нет, они не слепо следовали ей, а опирались на нее, шли дальше. Воссоединение знания и вдохновения, профессионализма и идеи было характерно для флота Петра, оно было чертой русских морских офицеров и в последующие годы. Блестящая плеяда капитанов и командиров, окружавших Ушакова, сама по себе выдающееся явление, и она только подчеркивает гениальность и вершинность великого русского адмирала.

Его корабли