Ушаков

— Оно, — поощряемый внимательным девичьим взглядом, продолжал лейтенант, — с Балтийским совсем не схоже. Вначале мне показалось ласковым, теплым, словно и не море, а пруд наш деревенский. Но набежал ветер, затянулось небо, волна хлопнула в днище — море! Важное море. Предстоит нам с ним подружиться.

— Да, дружок, как начнет бить волна осенью о берег, то хаос и содом истинный. Посему и бухты ищут сейчас повсюду для флота будущего. Наша Балаклавская удобная, тихая. Но, сказывают, Ахтиярская еще лучше. А вы сколько у нас пребывать будете? Чем вам помочь в обустройстве?

Ушаков поблагодарил коменданта, сказал, что сам устроится, но помнил вчерашний разговор на корабле и попросил из сухопутной команды, что высадил сегодня здесь, передать ему на корабль солдата Петра Золотарева.

— Я решил себе служилых людей подбирать в команду по одному. У которых к морю тяга есть, к мореходному искусству предрасположенных и качки не боящихся.

— И-и-и, дружок, — замахал руками комендант, — так у нас порядку никакого не будет. Начнут переводить из сухопутчиков в матросы, из матросов в солдаты. Служить каждый должен, где ему предписано с самого начала.

Ушаков помрачнел, брови его поплыли вниз, лицо стало суровым, скулы затвердели.

— Так ведь они свое воинское и морское дело искусно исполнять должны. Не каждому рожденному дано быть моряком. И топчет он башмаками пыль по дорогам, а море его ждет. Я и хотел бы по человечку команду собирать, натуру каждого досконально знать.

— Прости меня, дружок, но ты чепуху собачью городишь. Какое искусство у солдата и моряка быть может? Ему поворачиваться должно направо и налево, во фрунт стоять да команды исполнять, а искусство сие ваше дело. Вы дворянин, ученье прошли высокое, науки знаете. — Комендант занервничал, отодвинул закуски и обратился к дочери, вроде и не замечая Ушакова:

— Ныне, говорят, в Петербурге модным стало людей всех званий и сословий равнять. И Пугачев не научил ничему. Из Франции книги выписывают, энциклопедия — ихняя Библия, а Вольтер — бог. По тем законам, может, и командиров не надо? — вдруг резко повернулся он к Федору Федоровичу.

— Я тех законов не знаю, — спокойно ответил Федор Федорович. — А командиры, они всегда нужны будут. Хотя бы для того, чтобы научить тех, кто дела не разумеет.

Понял, что вопрос не решил, с комендантом рассорился, и стал собираться. Помощь пришла с неожиданной стороны. Полина, что переводила во время спора взор с коменданта на лейтенанта Ушакова, встала, зашла за спину отца, обняла его и ласково сказала:

— Батюшка, а ведь Федор Федорович прав, ежели не будем учить делу, не будем собирать достойных для сего, великих предначертаний императрицы не осуществим.

При упоминании императрицы комендант выпрямился, потрогал, на месте ли эполеты, и горестно завздыхал...

Через несколько дней Петр Золотарев появился на корабле «Модон». Так началось собирание непобедимого братства моряков Ушакова. Умелого, храброго, преданного своему командиру.

...Смолкли пушки войны. Многие офицеры переводились снова на север, на беспокойную Балтику, где Екатерина II желала спокойно, без оглядки на флоты Швеции, Дании и Англии править из блистательной столицы империи...

Лейтенант Ушаков зашел к коменданту Балаклавы попрощаться, у него тоже лежало в кармане предписание о переводе в Санкт-Петербургскую корабельную команду. Комендант пожелал счастливого пути и сказал:

— Может быть, и мою Полину встретишь, с матушкой поехали в столицу. Что там хорошего, в том Петербурге, но вот братец мой в благородное учебное заведение устроить обещал. Не пойму я, правда, к чему женщине излишняя наука. Матери наши рожали нас без училищ. Эх-х! Да у вас, молодых, все по-своему. С богом, лейтенант, становись скорей капитаном!

Ушаков козырнул, развернулся и вышел, на душе было хорошо и светло. Петербург почему-то, после горестного сетования Арсеньева, стал ближе и роднее...

«Северный орел»

Потемкин остановился перед Екатериной, утонувшей в кресле, и, оттягивая вниз пуговицу мундира, задумчиво сказал:

— А что, матушка, не пришлось бы нам снова воевать из-за козней французских. Подзуживают сераль султанский, в Крым засылают подговорщиков, не иначе пламя зажечь на нашем юге желают.

Глаза императрицы, теряя ласковость и поволоку, наполнились непреклонностью и холодом.

— Я сама, Гриша, об этом думала. Адмиралтейств-коллегия намедни прожект прелюбопытный представила. Русских купцов давно бы надо увязать со средиземноморской торговлей. Да они все боятся варварийских пиратов, рыцарей мальтийских, разбоем промышляющих, прибрежных италийских, корсиканских и албанских корсаров. Вот и послать туда решила российскую эскадру для торговли и защиты мореплавания коммерческого... Коллегия сие плавание тоже считает очень полезным предприятием для служащих во флоте.

Могучий Потемкин неожиданно легко всплеснул руками и с иронией бросил:

— Молодцы бестии! Молодцы! Наконец-то русские морские начальники не задним умом живут.