– С раннего детства я постоянно ощущала себя покинутой и никому не нужной. Я не чувствовала себя любимой и вообще считала, что не заслуживаю любви, в том числе родительской. Нет, они, конечно, меня по-своему любили и желали мне лучшего, но воспитывали очень строго. Наверное даже слишком строго для девочки. Каждый день я слышала всё новые и новые долженствования, которые ложились на мои плечи тяжёлым грузом. Ты должна быть такой, ты не должна быть этакой…
Сев к костру, который я развёл прямо на пляже, Марина прислонилась ко мне плечом и начала свой рассказ – неторопливо, неуверенно, издалека. Однако даже когда она говорила о детстве, было видно, что каждое слово давалось ей с большим трудом.
– Должна хорошо учиться, не должна гулять допоздна, должна слушаться старших, должна быть приличной девочкой… Шаг вправо – виселица, шаг влево – расстрел. Мне долгое время запрещали общаться со сверстниками, опасаясь, что я попаду в плохую компанию, поэтому все вечера я просиживала дома за учебниками или, что случалось гораздо реже, за художественными книгами. Мне абсолютно не с кем было обсудить свои переживания. У меня не было друзей, и в школе меня считали девочкой «не от мира сего». Впрочем, так оно и было: я действительно росла в полной изоляции от общества.
Правда, до определённого времени меня это совершенно не волновало. До тех пор, пока внутри не набралась некая критическая масса невыраженных эмоций. А потом произошёл атомный взрыв. К несчастью, этот период совпал с переходным возрастом: мне тогда было четырнадцать.
Началось всё довольно невинно: я нашла спасение от домашнего гнёта в модной субкультуре, что, разумеется, неизбежно отразилось на моём внешнем виде и музыкальных предпочтениях. Если бы в этот момент мама с папой отнеслись к такой смене стиля спокойно и не устроили бы мне войну, выбрасывая из дома всевозможную атрибутику и компакт-диски, то, кто знает, может быть, всего последующего удалось бы избежать.
Увы, они тогда только увеличили силу своего давления, и однажды за ужином я, не выдержав очередного ультиматума, который поставил передо мной отец, впервые закатила родителям истерику, высказав всё, что во мне накопилось. А потом выскочила из-за стола и, со звоном бросив вилку и нож на тарелку, убежала из дома в одной только мне известном направлении. Родители оперативно дёрнули свои связи в силовых структурах, и меня быстро нашли – уже на утро, благодаря доблестной полиции, я оказалась дома. Даже не просто дома, а под домашним арестом на целый месяц. Конечно же, эту меру ко мне применили просто потому, что надо было как-то меня наказать, а ничего другого отец не придумал. Новые санкции вызвали у меня только горькую усмешку, ведь по факту ничего не поменялось – я и так всю жизнь сидела в четырёх стенах. В этом же месяце я, отчаявшись добиться понимания, предприняла свою первую попытку суицида. Не знаю, зачем я это сделала, ведь на самом деле мне тогда не хотелось умирать. Наверное, просто пыталась привлечь к себе внимание, что мне в итоге удалось. Отец, войдя в ванную комнату в самом разгаре важного процесса, постарел, наверное, сразу лет на десять, а мать, когда увидела мои руки, побелела от страха и упала в обморок. Тогда они постарались замять эту ситуацию, не афишируя никому подробностей, однако через два месяца всё повторилось. Я случайно нашла на столе оставленную мамой без присмотра полную упаковку таблеток. На этот раз им пришлось дёрнуть связи уже в здравоохранении. От интоксикации меня лечили в центральной больнице тайно – под другими именем и фамилией.
На этом этапе терпение родителей лопнуло. Сначала они, конечно, до смерти испугались за мою жизнь, но потом не на шутку разозлились и решили отправить меня на перевоспитание к профессионалам своего дела. Разумеется, снова по знакомству. Так я оказалась в Кировской области. В доме-интернате для детей-сирот, директором которого был друг отца.
Вот там-то я и познакомилась с Карлом. Ему было семнадцать, и он учился в другом корпусе, поэтому в школе мы ни разу не встречались, но однажды, когда я шла с занятий – как всегда погружённая в свои мрачные мысли – мы случайно с ним столкнулись на территории интерната, причём столкнулись в прямом смысле этого слова. На полном ходу врезавшись в его широкую грудь, я подняла голову, чтобы извиниться, но так ничего не сказала. Он тоже молчал, мы просто смотрели друг другу в глаза. Тогда я решила, что влюбилась с первого взгляда – а как иначе можно было объяснить то, что, увидев незнакомого парня, я замерла и не могла сдвинуться с места?.. Только потом я поняла, что он, просматривая мою ауру, ненамеренно погрузил меня в транс.
Спустя некоторое время он заговорил со мной, и я слышала его слова будто бы сквозь вату: