Условный переход (Дело интуиционистов)

Безбоязненно Лия рассматривала эту портретную галерею.

– Последнего не знаю, – призналась она, правильно отгадав остальные четыре портрета.

– Мы ищем Человека с Гвоздем, – напомнил я.

У Лии округлились глаза.

– Ой, – сказала она, и ее пальчик потянулся к монаху. – Вы его имели в виду?

– Лия, – произнес я внушительно, – мы по определению ничего не можем иметь в виду. Мы хотим установить, кого имели в виду ВЫ.

– Его. Но глаза были другими. Здесь перед вами сидит хитрый инквизитор, а у него… как бы вам сказать… нет, вы лучше посмотрите…

Она затеребила клавиши. Нежно коснувшись ее запястья, я остановил расширенный поиск фаюмских портретов.

– Лия, вы готовы дать гарантию, что, когда мы найдем ЧГ, он не окажется низеньким лысым блондином?

– Лысым блондином?

– Я хотел сказать, толстым.

– Готова, – ответила она твердо, и я, наконец, допер.

– Тогда, в кафе, вы сняли очки, потому что вообразили себе, будто они вас портят.

– Меня ничем уже не испортишь. – Всхлипнув, она сняла очки и закрыла лицо руками. – Ничем.

Я ждал, когда она успокоится. Как это ускорить, я не имел ни малейшего понятия.

– Понимаете, – говорила она чуть слышно, – художник видит в живых лицах свои будущие картины, а искусствовед – чужие и прошлые. Избыток знаний провоцирует ассоциации и гасит воображение. Зашоренность сознания, поэтому… поэтому так получилось…

– А как вы рассмотрели гвоздь и монетки?

– Когда он отвернулся к бармену, я смотрела через очки. И все видела – и монетки, и гвоздь, и часы, которые были у него на руке. Честное слово!

Я почесал в затылке

– Примут ли это в суде…

– В каком суде? – испугалась она.

– Нет, это я так… Опишите мне его часы.

Лия положила перед собой чистый лист бумаги и принялась делать набросок. Я же решил, что живописи с нас хватит.

– Нет, – сказал я, – давайте моим методом.

Карандаш замер в ее руках.

– Каким?

– Опознание.

Мы просмотрели несколько локусов, торговавших часами дорогих марок. Лия с уверенностью опознала «Омегу» в одну пятую цены моего флаера.

– Мне такие не нравятся, – прибавила она, как будто я советовался насчет подарка для Шефа.

– Вы завели себе БК?

– Нет, не успела. Вы же только вчера мне о нем сказали.

Браслет-коммуникатор я на всякий случай захватил с собой.

– Держите. С нами связывайтесь только с него. По номеру, полученному от ЧГ, больше не звонить. Все понятно?

Она не понимала. Но вдаваться в подробности я не стал. Возможно, все еще обойдется. Попросил не провожать.

С ночной смены Сигизмунд Моцарт вернулся в девять утра и сразу завалился спать. Во время смены ему удалось выкроить для сна часа два. Сейчас половина третьего. Итого: семь с половиной. Дам ему еще полчаса, подумал я и заскочил в «Мак-Дональдс» выпить чашку горячего шоколада.

Он опять был с зубной щеткой.

– Вы хоть когда-нибудь с нею расстаетесь? – поинтересовался я.

На распознание моего образа у него ушло девять секунд.

– А вы когда-нибудь перестанете путать двери? – отбил он, вытащив изо рта щетку. Мусорщикам палец в рот не клади, надо это запомнить. Он продолжил:

– Инспектор… как бишь его… показывал мне ваш снимок. Велел гнать вас с порога, если объявитесь.

– Объяснил почему?

– Нет.

– Хорошо, объясняю…

Дело обстояло так. В городе объявился маньяк, устанавливающий в частных квартирах подсматривающие жучки. Изображение качают в Канал и затем транслируют на Землю. Земляне над нами потешаются, программа идет по рейтингу второй, заменив прежде популярное ток-шоу «Есть ли жизнь на Фаоне». Вы любите землян?

«Да так, не очень».

Вы желаете нашего позора?

«Метеорит им в кратер!»

Полиция бессильна. Я из частного детективного агентства «Пиркентон». Вот вам карточка. Так и думал, что вы о нас где-то слышали. Читали? Тем лучше. Мы проводим независимое расследование. Лично для вас – бесплатно. Я пришел выяснить, наш ли маньяк поработал в его квартире, или тут завелся какой-то персональный жучок-маньячок.

– Снимите ботинки, – вымолвил Моцарт и полез в шкаф за тапочками. Это были хирургические бахилы, но не одноразовые.

Ботинки он переставил на резиновый коврик. Сбегал в ванную, принес обыкновенную половую тряпку и протер пол. Снова скрылся в ванной. Там зашумела вода. Вернулся ко мне, вытирая руки тряпочным (не бумажным!) полотенцем.

Комната-студия была вылизана до… впрочем, блестеть тут было нечему. Обстановка старенькая, бог знает с какой свалки, но чистая. Пол – линолеумный, когда-то серый, но теперь затертый до белизны. На столе у кухонной стойки лежала скатерть, и черт меня подери, если бумажная. На скатерти – стеклянная бутылка с молоком. Он убрал ее в холодильник. Как я успел заметить, в холодильнике не было ни одного полиэтиленового пакета. В крайнем случае – бумажные, но, в основном, всё в кастрюлях и стеклянных банках. Что он делает с пакетами? Найдя ответ, я испытал настоящий шок. Он их мыл и вывернутыми сушил на батарее у окна. Безотходное производство! Хотел бы я взглянуть на его туалетную бумагу.

– Не хотите перегружать свои мощности? – Я показал на сохнувшие пакеты.