Усмешка тьмы

– Эх, Саймон, не все мы писатели, – Биб поджимает губы, отчего в уголках залегают новые морщины. – Скажи, как по-твоему, что ты даешь моим дочери и внуку?

– Любовь считается?

– Что такое любовь? Мы с Уорреном любим их больше всего на свете, поэтому помогаем всегда, когда требуется. А ты так сможешь?

– Поддерживать можно не только в финансовом плане. Есть разные виды поддержки.

– Конечно, Саймон. И ты не сможешь обвинить нас в том, что мы ей чего-то не даем. А вот что касается тебя – непохоже, чтобы ты много дал ей, когда она потеряла работу из-за текстов, которые даже не писала.

– Это все уже в прошлом. Мы прошли через это вместе. У меня есть аванс от издателя, а у нее – новая работа.

– И это тебя не беспокоит.

– А почему, Бога ради, должно?

– Не уверена, что Уоррену сошло бы с рук такое слабовольное наплевательство. Видимо, мужчины в наше время больше не стремятся быть мужественными.

Против воли мои губы растягивает в стороны жутковатая фальшивая улыбочка.

– Не понимаю, почему ты считаешь, что я должен расстраиваться из-за того, что старый друг помог ей найти работу. Я рад за нее и благодарен ему.

Биб набирает воздуха в грудь, словно перед погружением.

– Что ж, ты не оставляешь мне шансов: придется говорить грубо, чтобы донести до тебя свою мысль. Неужто ты думаешь, что работа – это все, что он дал ей?

– Вы правы, Биб, это чертовски грубо. Не думал, что вы станете подозревать свою дочь в неверности.

Биб сутулится, как будто сожаление, которое читалось в ее глазах, вдруг придавливает ее своей тяжестью.

– Тут дело уже не в подозрениях, Саймон.

– Ни за что не поверю, что она прямо сказала вам.

– Она – нет. А Николас – сказал.

Как бы я ни злился, эмоции не смогут лишить меня дара речи:

– И что она думает по этому поводу?

– Она не знает, что он нам все доложил.

– Что ж, в таком случае, я должен поговорить с ним. Хотя, боюсь, одними словами он не отделается.

– Немного поздно строить из себя самца. Ты просто выставишь себя дураком, и это в лучшем случае.

– Уж простите меня – или не смущайтесь, если что, – но мне кажется, что вы не особо против этого всего.

– Скрывать это бессмысленно, но и чтобы признать, нужно мужество. Мы восхищались им. Если вам доведется хоть раз встретиться, ты сразу поймешь почему.

Я уже подумываю сказать, что встречался с ним и не слишком впечатлился, как она без тени сострадания добивает меня:

– Конечно, некоторые ожидания всегда завышены. Но я верю, что есть вещи, которые матери видны лучше. Даже Уоррен не сразу понял. Но ты бы понял… если бы увидел Марка и Николаса вместе. Они похожи

, Саймон. Николас – его отец.

И вот я замолкаю. Какой бы страшной правда ни казалась, я вдруг осознаю, что лицо у Марка куда более вытянутое, чем у Натали. И в этом они с Николасом взаправду похожи.

Заставка компьютера милостиво убаюкивает мои спутанные мысли плеском фальшивых волн. В конце концов вопрос, который я давно хотел озвучить, сам пришел мне на ум:

– Слушайте, не хочу показаться излишне любопытным, но зачем он вам сказал об этом?

– Мы сами спросили его. Мы столкнулись с ним, когда ходили по магазинам в поисках нового компьютера для Марка. Я сразу заметила сходство.

– И где вы его спросили? Прямо в магазине? На улице?

– Не все люди ищут славы, Саймон. Кто-то все еще печется о приватности. – Не успел я парировать, что и сам особо не люблю ворошить грязное белье, как она сообщает: – Мы пригласили его домой и заставили дать честное слово. Еще есть люди, для которых «честь» – не шутка, не пустое слово.

– Послушайте, у вас нет никаких причин…

– По твоему лицу видно, что причины есть, Саймон. Дай мне закончить. Он не был в курсе, как дела у Натали. Он всегда поддерживал Марка – мы это знали от нее – но теперь, когда у него есть возможность, он хочет дать им чуточку больше.

– И вы использовали его как приманку.

– Не самые лучшие слова, Саймон. Я просто пригласила свою дочь на встречу с отцом ее ребенка.

– Я вообще хоть как-то был упомянут?

– Мы сообщили Николасу, что она встречается с коллегой по работе. Сама она ни слова не сказала о тебе.

Если даже еще остались какие-то вопросы, я был не в настроении задавать их. Уж точно – задавать их Биб. Наверное, это видно по моему лицу – раз уж она нашла повод подняться с кресла.

– Надеюсь, я дала тебе достаточно информации для размышления, – говорит она. – Да и потом, тебе нужно работать. Оставляю тебя одного.

Но, пусть я одинок, сейчас я не один – со мной весь огромный Интернет, благодатная среда для столь же опустошенных и сбитых с толку. Я тянусь за мышкой и делаю вид, что весь погружен в работу, и тут рука Биб аккуратно опускается на столешницу.

– Прости меня за то, что я сейчас скажу, – изрекает она, – но из-за тебя это место стало выглядеть дешево.

Она уходит. Сейчас ее поступь ни капельки не похожа на легкие шаги Натали. Дверь закрывается, и все звуки в комнате всецело подчиняются компьютерным волнам. Их пульсация слишком уж напоминает хихиканье – не самое плохое звуковое сопровождение для размытого отражения моего лица, изуродованного лишенной веселья улыбкой.

16: Знамения