Успех

От ведения адвокатских дел Гейер почти совсем отказался, мало занимался политикой, редко выходил из дому. Ел то, что подавала экономка Агнесса. Работал над рукописью «История беззаконий в Баварии с момента заключения перемирия 1918 года до наших дней». Он работал теперь над книгой с той бешеной одержимостью, с какой прежде занимался адвокатскими делами. А в награду себе обещал, что, если закончит книгу и останется ею доволен, снова вернется к своему любимому детищу «Политика, право, история». Драгоценную папку он положил на самую верхнюю полку над письменным столом, до которой невозможно было дотянуться. Оттуда, сверху, эта папка глядела на него, придавая ему новые силы.

Со страстным упорством отбирал он «судебные случаи» для «Истории беззаконий». Не подходил к телефону, экономке Агнессе велено было его не звать. Отдыхал за чтением Тацита и Маколея^{32}

. Целая стопка газет вот уже вторую неделю лежала непрочитанная. Факты старался излагать с классическим бесстрастием, а гнев и жар души оставались скрытыми от посторонних глаз. Строго научно, с неумолимой логичностью препарировал беззаконие и произвол. Он знал: баварское беззаконие тех лет было лишь малой толикой беззаконий, творившихся повсюду в Германии и во всем мире. Однако баварское беззаконие он ощущал острее, чем любое другое. За ним стояло крупное, властное лицо ненавистного ему Кленка. На столе валялось несколько книг, росли стопки нераспечатанных писем и непрочитанных газет, все было засыпано пеплом от сигарет, а он работал до изнеможения, наедине со своими мыслями, лишь изредка позволяя себе послушать по радио немного музыки. Оттачивал каждое слово, добиваясь классически ясного стиля для своей «Истории беззаконий». О деле Крюгера не упомянул: на фоне высоченной горы фактов оно было всего лишь холмиком.

Для экономки Агнессы настала счастливая пора. Эта растрепанная женщина с изможденным желтым лицом ходила вокруг на цыпочках, с собачьей преданностью стараясь угадать малейшее желание хозяина. Он покорно позволил ей наводить видимость порядка. Теперь она могла убирать комнаты, заставляла его вовремя поесть. Отныне этот человек принадлежал ей одной. С огромной радостью она выполняла его поручение — оберегать его от всего, что мешало ему работать. Она замуровала его в четырех стенах. Уже две недели он не видел ни одного человека, — разве что случайно выглянет в окно. В своем рвении экономка Агнесса зашла так далеко, что сама разбирала почту, занималась его денежными делами. Поскольку он без толку торчал дома, вместо того чтобы делать деньги, ей самой приходилось изворачиваться. Времена были тяжелые, из-за беспрерывного роста цен сбережения быстро таяли. Доллар стоил уже триста марок. Домашним хозяйкам, вынужденным заботиться о бесчисленных мелочах плохо организованного быта, приходилось трудиться изо всех сил. Возможности доставать продукты и другие предметы первой необходимости были ограничены, и каждым удобным случаем нужно было пользоваться быстро и с умом. Не потратишь деньги в эту неделю, так в следующую на них купишь ровно половину. Ненадежные отечественные деньги торговцы брать не хотели и многие товары продавали лишь на иностранную валюту. Чтобы раздобыть для своего хозяина приличную еду, Агнесса с помощью лести и всяких уловок доставала у темных сельских спекулянтов дефицитные продукты, выискивала новые и новые возможности. Все это требовало нервов, организаторского таланта, быстроты решений и постоянной бдительности. Ради своего доктора она даже стала спекулировать на бирже; кассиры небольших банковских филиалов, где она заключала сделки, побаивались ее хриплого, возбужденного голоса.

К тому же несносного доктора ни на минуту нельзя было оставить одного. Кто подойдет к телефону, откроет дверь, позаботится о домашних делах, пока она бегает за покупками и в банк, пока охотится за съестным?

Между тем адвокат целиком погрузился в работу. Четкость логических постулатов, строгая последовательность в рассуждениях доставляла ему радость. Он доверял мыслителю, утверждавшему этику геометрическими построениями^{33}. Окрыленный своим умением излагать одно, десять, тысячу дел так, что и слепцу становилась очевидна система — ненавистная, лживая система, выдающая насилие, произвол, стремление к наживе, политиканство за этику, убеждения, христианство, право, законность, он ни разу в жизни не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас.

Он писал, улыбался. Вычеркнул лишнюю фразу. Стало ли после этого изложение более ясным? Проверил снова. И в то самое время, когда он перечитывал про себя абзац, в прихожей раздался звонок. Он не обратил на это внимания, восстановил весь контекст, еще раз проверил. Вычеркнул из старого предложения пять слов, снова его перечитал. Звонок продолжал звонить настойчиво, беспрерывно. Ну, вот, никто о нем не позаботится. Эта разгильдяйка Агнесса вечно забывает о своих обязанностях. Мешать ему она умеет, а когда нужна, ее где-то черт носит. Кряхтя, ворча, шаркая ногами, он поплелся в темную прихожую. Открыл дверь.