Успех

Смерть историка искусства Крюгера произвела удручающее впечатление за границей. Уже не в первый раз в немецкой тюрьме погибал человек с именем, погибал при обстоятельствах, компрометировавших в общественном мнении тюремного врача. Лига защиты прав человека выступила с официальным заявлением, в котором обвиняла доктора Гзеля в преступной небрежности, приведшей к смерти его пациента; многочисленные левые организации поддержали это заявление. Заключенные одельсбергской тюрьмы отказались впредь прибегать к его услугам. Тогда он сам потребовал расследования обстоятельств смерти заключенного Крюгера. Дабы пресечь разговоры и слухи, прокуратура распорядилась произвести вскрытие трупа. Его производил компетентный судебный врач. Он засвидетельствовал, что самый опытный медик не мог бы ни предусмотреть, ни предотвратить смерть упомянутого Крюгера. После чего прокурор прекратил дело.

Баварское правительство относилось с полным хладнокровием к этой шумихе. Оно давным-давно привыкло к нападкам на свой судебный аппарат. Договор с калифорнийским сельскохозяйственным банком был подписан. С точки зрения документации, к смерти Крюгера не придерешься. Министр юстиции Гартль был просто счастлив. Из-за американского займа ему чуть было не пришлось амнистировать человека, которого он же и засудил. А сейчас его приговор, можно сказать, подтвержден самим небом, самим всевидящим провидением.

«Перст божий», — думали и присяжные, когда-то вынесшие приговор Крюгеру: учитель гимназии Фейхтингер, владелец перчаточной лавки Дирмозер. Они вспоминали, как нагло и непочтительно держал себя на суде обвиняемый. «Больное сердце», — повторял почтальон Кортези и старался подсчитать, сколько почтальонов страдают этим недугом из-за постоянных хождений по лестницам.

Решение Иоганны кремировать покойного натолкнулось на препятствия. Церковные власти, ссылаясь на Библию, требовали, чтобы усопших предавали земле, а не огню, и в этом их поддерживало правительство. Иоганну обязали представить письменное распоряжение Крюгера или хотя бы данное под присягой свидетельство двух человек, что Мартин Крюгер при них изъявлял желание быть кремированным после смерти. Каспар Прекль никогда не слышал от покойного о таком его желании, но немедленно дал Иоганне свидетельство. Кого же еще могла она попросить об этом? Без долгих размышлений обратилась к Паулю Гесрейтеру. Тот был очень удручен вестью о смерти Крюгера. В свое время он принял участие в его судьбе, так что столь внезапная и прискорбная развязка дела была до некоторой степени его личной неудачей. Он обрадовался звонку Иоганны. Г-н Гесрейтер был знаком с Крюгером только шапочно и, разумеется, понятия не имел, как этот человек хотел, чтобы его хоронили, тем не менее сразу же подписал скрепленное присягой свидетельство.

Левые организации пожелали принять участие в похоронах Крюгера; к ним присоединились многие музеи и общества поощрения искусств, как немецкие, так и иностранные. Отстранились только мюнхенские галереи, высшие учебные заведения и официальные организации. Начальник полиции издал приказ, смысл которого заключался в том, что он не допустит превращения похорон в публичную демонстрацию. Прошел слух, что некий ответственный правительственный чиновник бросил фразу: «Пусть мертвецы держат язык за зубами».

Иоганна поехала на Восточное кладбище, сопровождаемая Каспаром Преклем и тетушкой Аметсридер. Улицы были запружены народом. Многочисленные полицейские отряды патрулировали мосты — Людвигсбрюкке, Корнелиусбрюкке, Рейхенбахбрюкке — и прилегающие к кладбищу улицы.

Иоганна, вся в черном, с неподвижным смугло-бледным лицом, с прикушенной верхней губой, стояла в большом приемном зале кладбищенской конторы. Там было битком набито людьми. Перед Иоганной мелькали лица, венки, лица, венки. Она стояла, застывшая, окаменевшая. Речи, возложение венков. Иоганна глядела на людей, слушала речи. Стояла все такая же застывшая, ни к чему не причастная. Когда люди взглядывали на это широкоскулое неподвижное лицо, им становилось не по себе.