Успех

Тюверлен не отказывал себе в удовольствии подразнить Прекля и развивал теории, в которые и сам не слишком верил. Однажды он стал утверждать, будто тот потому сделался марксистом, что таковы особенности его темперамента. Подобная ересь с примесью правды приводила молодого инженера в полное неистовство. Он начинал пронзительно и грубо кричать на Жака Тюверлена, а Жак Тюверлен скрипуче парировал его удары. И тут же они снова брались за работу, легко находя общий язык в любых практических вопросах.

Иоганна сидела возле них и молча переводила глаза с одного на другого. Вероятно, Жак был прав в своих рассуждениях о творчестве Крюгера, но она отчетливее видела лицо Мартина, когда бушевал Каспар Прекль. При всем том споры этих двух, знания Тюверлена и мятежный дух Прекля, шли не во вред работе. Последние произведения Мартина Крюгера дополняли то, что было издано при его жизни, новыми оттенками смысла, более широким размахом.

Иоганна наблюдала за тем, как принимали все более четкую форму эти новые произведения. Листки, исписанные почерком Мартина, сперва четким, а потом все более неверным, пока еще были связаны с ним пуповиной, хранили частицу его жизни. По начертанию букв можно было судить, написаны они в часы веры в будущее или в часы утраты надежд. Сейчас по всему этому проходил утюг, толчея прихотливых значков превращалась в неподвижные, аккуратные строки машинописи, в творение.

Оно определялось, росло. Но Иоганну мучило, что человек все больше скрывался за творением. Творение заслоняло человека.

5

Маршал и его барабанщик

Берлинское правительство принуждено было отказаться от пассивного сопротивления оккупации Рурской области. В стране было объявлено чрезвычайное положение. Промышленные магнаты до тех пор давили на берлинский кабинет, пока он не отдал приказа о военных действиях против конституционно законных рабочих правительств Саксонии и Тюрингии. Имперские войска вступили в Дрезден и Веймар, социалистические правительства были объявлены незаконными, министров прогнали штыками с их постов. Иные из крупных промышленников и военных выступили в роли диктаторов. Германия была во власти неразберихи, произвола, смятения, нищеты. Курс доллара выражался уже в таких цифрах, которые для немецкого обывателя были пустым звуком. Фунт хлеба стоил миллиарды.

Мюнхенские «истинные германцы» торжествовали. Не они ли предсказывали, что методы берлинского правительства обрекают страну на хаос? Кутцнер снова воспрял духом, забыв и думать о весеннем провале. Чутье не обмануло его, недаром он прирожденный фюрер: только сейчас приходит время наступать на Берлин. Время первого снегопада, а не цветения деревьев.

Из своего дворца на Променадеплац Франц Флаухер внимательно следил за событиями. Этот Кутцнер как будто опять начинает зарываться? Неужто он так и не понял, кто здесь маршал, а кто барабанщик? Что ж, надо признаться, американский заем оказался не таким верным средством, как рассчитывал государственный комиссар, но все же его подспудное влияние ощущалось до сих пор. С помощью этого займа Флаухер стал диктатором, а став диктатором, еще больше укрепил свое положение.

Он с большим пылом вел открытую борьбу с Берлином, но еще с большим пылом — тайную борьбу со своим мятежным барабанщиком. Итак, «истинные германцы» собираются использовать слабость имперского правительства в собственных целях? Ну нет, не вздумайте тягаться с Флаухером, у него это лучше получается. И верно — он с чисто крестьянской хитростью присвоил эффектнейшие пункты программы «истинных германцев». Перебежал им дорогу. Пока они лили потоки красноречия насчет предстоящего похода на Берлин, он действовал. Чрезвычайное положение, объявленное берлинским правительством, он отменил, зато ввел свое собственное, баварское чрезвычайное положение. Управлял и лез напролом. Задержал золотые запасы, которые Государственный банк решил перевезти из Нюрнберга в другие казначейства. Понизил цены на пиво. Невзирая на возражения имперского министра, выселил из Мюнхена многих евреев, издавна там проживавших. Имперское правительство не решилось вмешаться: у него хватало хлопот с обнищавшими тюрингскими и саксонскими рабочими. А за Баварию горой стояли могущественные силы объединившейся реакции. Видя бездеятельность Берлина, Флаухер в конце концов так осмелел, что вообще перестал считать распоряжения имперского правительства обязательными для Баварии. В ответ на гнусные нападки газеты мюнхенских «патриотов», «Фатерлендишер Анцейгер», общегерманское военное министерство запретило эту газету и потребовало от командующего мюнхенским военным округом, чтобы он проследил за исполнением приказа. По распоряжению Флаухера баварский генерал просто выбросил приказ берлинского начальства в мусорную корзину. Берлин отрешил генерала от должности. Не был исполнен и этот приказ.