Уст твоих бурный ветер

– Я слышу твои шаги, князь, - негромко сказал он. - Зажги свет. Ты договорился со своим шаманом?

– С монахом, сколько раз тебе говорить! - князь стукнул кремнем по кресалу, поджигая трут. - С монахом! У орков шаманы, а у нас монахи!

– Неважно, князь, - Клатт оскалил свои зубы в полуусмешке. - Мне не интересны ни люди, ни орки. Народ ходил по земле задолго до них и останется здесь еще долго после того, как младшие расы исчезнут. Ты не ответил на вопрос.

– Все в порядке, вот привязался! - огрызнулся князь. - Как припекать стало, так сразу к людям прибежали, словно к мамочке. Тролли, одно слово…

– Если ты еще раз назовешь меня троллем, я вырву тебе глотку! - Клатт невесомо вскочил на ноги и глыбой навис над отшатнувшимся князем. - Я уже предупреждал тебя, что ваше слово оскорбительно для Народа. Я пришел сюда через силу, и если ты продолжишь оскорблять меня и дальше, я крепко задумаюсь, кому предложить помощь Народа - тебе или твоим врагам!

– Ну ладно, ладно, прости, - отмахнулся ничуть не впечатленный князь. - Я забыл. В общем, Настоятель пообещал мне денег, но я знаю старого скупердяя. Монеты лишней не даст. Так что с тебя твой клад, или что ты там имел в виду. Да, и все-таки лучше бы ты прислал сотню своих тр… э-э-э, сотню своих парней на подмогу.

– Я же сказал, что обдумаю твое предложение, - надменно заявил тролль. - Почему вам, людям, все нужно повторять по нескольку раз?

– Ну ладно, ладно, - проворчал князь. - Слышал. Уж и спросить нельзя. Так что насчет клада?

– Ты получишь драгоценности моего клана через шесть дней, считая от сегодняшнего. Но помни - твои люди и близко не подойдут к нашим скалам, даже если вас начнут жрать живьем ваши злые духи. Наши границы неприкосновенны! Не вздумай нарушить обещание - иначе ты и в самом деле узнаешь, на что способны воины Народа. На своей шкуре узнаешь. - Он снял с пояса маленькую глиняную бутылочку и глотнул из нее резко пахнущей жидкости. - Прощай, князь.

Тролль мягким шагом поднялся по лестнице и неслышно выскользнул в темноту.

– Ишь ты, на своей шкуре… - пробормотал князь, глядя ему вслед. - Чешуя ты лысая, людоед поганый… Погоди, доберемся мы еще до твоих потрохов, дай только срок. Ладно, с орками за оружие я расплачусь, и за то спасибо…

Зубень сидел под забором и старательно изображал пьяного. Откупоренная баклага с дрянным вином валялась рядом, щедро оросив содержимым полынь и чертополох. Соглядатай настороженно вглядывался в щели высокой ограды, но безуспешно. Несмотря на добрую порцию ночного настоя, он не мог разобрать ни зги. То ли настой оказался некачественный, то ли выпил он его слишком рано, то ли тролличьи составы и в самом деле не подходили для людей, но только зеленый туман скрывал все на расстоянии уже десятка шагов. Оставалось надеяться, что тайный гость выйдет тем же путем. Если только уже не вышел, днем да через главные ворота. Но зачем тогда пробираться сюда тайно?

Зубень в очередной раз пожалел, что не захватил с собой сумеречного настоя предыдущей ночью. По крайней мере, он знал бы, кого или чего ожидать. Сейчас же оставалось лишь сидеть и надеяться на удачу.

Удача не подвела. Вскоре он различил тихие шаги и насторожился. Соглядатай вглядывался во тьму, стараясь не шевелиться. Не ровен час, заинтересуются, что пьянчуга делает под забором княжеского поместья. Но когда фигура появилась в его поле зрения, он едва заглушил изумленное восклицание. Тролль! Настоящий тролль - здесь? Невероятно! Тролль, да еще и, судя по повадкам, настоящий мастер Пути. Зубень жадно смотрел, впитывая в себя все мелочи. Вот огромная фигура почти бесшумно приближается к забору, перемахивает его одним прыжком и приседает на корточки, замерев и оглядываясь. Судя по уверенным движениям, ночной гость тоже испробовал ночного зелья. Во всяком случае, традиционной для троллей куриной слепотой он не страдал. Если он заметит чужого здесь и сейчас, он, пожалуй, свернет ему шею. Просто на всякий случай… Соглядатай вжался в заросли полыни, прекратив дышать.

Пронесло. Не заметив его, тролль выпрямился и размашистым скользящим шагом двинулся прочь, в глубину леса. Выждав, Зубень осторожно двинулся в противоположную сторону. Отойдя на сотню шагов, он не выдержал и опрометью бросился в деревню.

Влетев в избу, он прижался спиной к двери и какое-то время тяжело дышал, успокаивая колотящееся сердце. Потом, не зажигая света, откинул тяжелую крышку и осторожно спустился в подполье. Тихий щелчок выключателя, и тусклая лампа осветила передатчик, заботливо укутанный мешковиной. Зубень щелкнул тумблером, включая связь, потом склонился к микрофону и тихо, но отчетливо заговорил:

– Ласточка вызывает Обрыв. Ласточка вызывает Обрыв…

Брат Прашт, кряхтя, поднялся с молитвенного коврика. Измученное лицо Пророка глядело на него со смертного колеса. Неведомый резчик искусно передал не только боль и страдание, но и непоколебимую убежденность. В темноте глаза Пророка чуть светились.