Читаем Устал рождаться и умирать полностью

Под руководством Хун Тайюэ члены коммуны принялись загонять всю ораву в стоявшие пятью рядами двести загонов. Это был сплошной хаос и столпотворение. Со своим низким коэффициентом умственного развития имэншаньские свиньи привыкли пастись на воле и не понимали, что в свинарниках будут жить счастливо в своё удовольствие. Им, видимо, казалось, что свинарники — это бойня, и они орали во всю глотку, визжали, налетали друг на друга и толкались, шарахались в панике во все стороны и на исходе сил дрались, как загнанные в угол звери. Ху Бинь, наделавший немало пакостей, когда я был волом, получил от обезумевшей белой свиньи удар в низ живота, хлопнулся навзничь, потом с большим трудом сел, постанывая, бледный, весь в холодном поту. Этот обиженный судьбой тип с тёмной душонкой был высокого мнения о себе, везде совал свой нос, но всегда расплачивался за это. Вот уж правда, и ненависть вызывает, и жалость. Ну ты, наверное, помнишь, как я, когда был волом, отделал паршивца старого на песчаных отмелях Великого канала? Несколько лет его не видел — он ещё больше постарел, зубы повыпадали, стал шепелявить. А я-то вон, всего полугодовалый подсвинок, в самом расцвете сил, золотое времечко. Так что не говори, что перерождения — сплошные мучения, есть в них и положительные стороны. Ещё один боров с отгрызенным наполовину ухом и железным кольцом в носу, разозлившись, укусил за палец Чэнь Дафу. Этот негодяй, который одно время путался с Цюсян, притворно возопил, будто ему всю руку отхватили. В отличие от мужчин, от которых было мало толка, несколько женщин среднего возраста — Инчунь, Цюсян, Бай Лянь и Чжао Лань — действовали неторопливо. Звонко цокая языком, согнувшись и выставив руки, они с приветливыми улыбками приблизились к загнанным в угол животным. От имэнских воняло невыносимо, но женщины не испытывали отвращения, лишь искренне улыбались. Свиньи ещё испуганно похрюкивали, но уже не шарахались в панике, женщины тянули к ним руки, касались их тел, не боясь испачкаться, почёсывали. Как человек падок на восхваления, так и свинье не устоять перед почёсыванием. Их боевой задор в минуту испарился, они жмурились от удовольствия, покачивались и сползали на землю. Женщинам оставалось лишь поднимать этих сдавшихся перед добрым отношением свиней и, почёсывая их на ходу между ног, доставлять в свинарник.

Хун Тайюэ осыпал женщин похвалами, а действовавших безрассудно и грубо мужчин — язвительными насмешками.

— Что, свинья хозяйство откусила? — подступил он к охавшему Ху Биню. — Распустил тут нюни, вставай давай, позорник, и в сторону! — Потом повернулся к истошно вопившему Чэнь Дафу: — А ты, мужчина называется, да если бы пару пальцев отхватили, и то не стоит хныкать!

— У меня производственная травма, секретарь, — блеял Чэнь Дафу, держась за палец. — Мне от казны деньги на лечение и питание положены!

— Ну-ну, валяй домой и жди, когда госсовет и центральный военный комитет партии вертолёт за тобой пришлют, чтобы забрать в Пекин на лечение, — хмыкнул Хун Тайюэ. — А там, чего доброго, и глава ЦИК тебя примет!

— Ты, секретарь, не зубоскаль, — отвечал Чэнь Дафу. — Я хоть и небольшого ума человек, но доброе слово от пакости отличить могу!

Тут Хун Тайюэ плюнул ему прямо в лицо, да ещё и пинка под зад дал.

— А ну катись отсюда, мать твою! — взъярился он. — А таскать втихаря, с бабами якшаться ума хватает? И лишний трудодень отспорить тоже не дурак? — И пнул Чэнь Дафу ещё раз.

— Коммунист, и драться? — заорал тот, отскочив.

— Коммунисты добрых людей не бьют, — заявил Хун Тайюэ. — А вот с такими бездельниками, как ты, только пинком и сладишь. Убирайся с глаз моих долой, смотреть на тебя тошно! Учётчик второй малой бригады здесь? Всем, кто участвовал в ловле свиней, кроме Ху Биня и Чэнь Дафу, поставь по полдня. А этим двум не ставь!

— Это на каком основании? — заорал Чэнь Дафу.

— Это с какой стати? — вторя ему, взвизгнул Ху Бинь.

— А с такой стати, что глаза бы мои вас не видели!

— Трудодни, трудодни, это же для члена коммуны самое важное! — Забыв о ране, Чэнь Дафу сжал больную руку в кулак и, вопя, стал махать перед носом Хун Тайюэ. — Трудодни удерживаешь, хочешь, чтобы у меня жена с детьми с голоду подохли? Сегодня же вечером вместе с ними к тебе спать приду!

— Думаешь, я в страхе вырос? — презрительно глянул на него Хун Тайюэ. — Да я несколько десятилетий в революционном движении, каких только строптивых людишек не видывал. Может, с кем другим твои приёмчики и пройдут, пёс паршивый, но не со мной!

Хотел было поскандалить вслед за Чэнь Дафу и Ху Бинь, но его жена Бай Лянь закрыла ему рот пухлой, измазанной в свином навозе рукой и с улыбочкой на лице обратилась к Хун Тайюэ:

— Не опускался бы ты до него, секретарь.

Разобиженный Ху Бинь скривил рот и еле сдерживался, чтобы не разрыдаться.

— Поднимайся давай! — рыкнул на него Хун Тайюэ. — Или ждёшь, что за тобой паланкин с четырьмя носильщиками пришлют?

Ху Бинь недовольно встал и, втянув голову в плечи, побрёл домой за высокой и статной Бай Лянь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги