Устал рождаться и умирать

В голосе твоего сына слышались слёзы, но она не обращала на него внимания. Как я уже говорил, этот мальчик родителей любит. Чтобы матери было легче, он, как и я, если уж совсем не припирало, дома большую нужду не справлял. Ты, наверное, видел, как мы с ним, бывало, мчимся по переулку Таньхуа. Не то чтобы он боялся опоздать — торопился не в класс, а в школьный туалет. Тут хочу вставить рассказ ещё об одном случае, чтобы тебя, подлеца, совесть помучала. Однажды у твоего сына была температура и болел живот. Чтобы не доставлять лишних хлопот матери, он решил потерпеть и добежать до школы. Но стало невмоготу, и он присел за кустом сирени у салона красоты «Обаяние». Оттуда выскочила женщина, которая красила там волосы, и схватила его за красный галстук, да так, что у него глаза закатились. Эта наглая и невоспитанная баба была в любовницах у замначальника городской уголовной полиции Бай Шицяо, и никто в городе не смел с ней связываться. Отборная ругань, которой она крыла твоего сына, никак не вязалась с исходившими от неё ароматами. Это привлекло немало зевак, которые тоже принялись ругать его. Твой сын, весь в слезах, беспрестанно извинялся: «Тётя, я неправ, тётя, я неправ». Но та не унималась и предложила на выбор: или она отводит его в школу и передаёт учителям, чтобы они с этим разобрались, или он съедает всё, что наделал. Подошёл старый продавец золотых рыбок с лопатой и хотел убрать за ним, но эта баба обругала и его, и старик молча отступил. В этот решающий момент, Лань Цзефан, я, Четвёрочка, проявил высшую собачью преданность хозяину. Я задержал дыхание и проглотил всё наделанное им. Пресловутое «собаку не отучишь есть дерьмо» — полная чушь. Ну как может такой, живущий как сыр в масле, такой почитаемый и такой разумный пёс, как я… Но я пересилил отвращение и всё проглотил. Потом отбежал к сельскому рынку — там рядом был водопроводный кран, его никто не удосуживался починить и из него сутки напролёт с журчанием текла вода — и стал полоскать рот, подставляя под струю горло. Вернувшись к твоему сыну, я ненавидящим взглядом уставился на эту женщину, на её сплюснутое лицо под толстым слоем пудры и кроваво-красный, как рана, рот. Шерсть у меня на загривке встала дыбом, из горла вырвался громоподобный рык. Та отпустила галстук твоего сына и стала медленно пятиться. Дойдя до дверей салона, с пронзительным воплем влетела в него и захлопнула за собой дверь. Твой сын обнял меня за голову и захныкал. В тот день мы шли очень медленно. И не оборачивались, хотя чувствовали на себе немало взглядов.

Раскрыв зонт, твой сын подбежал к твоей жене и закрыл её от дождя.

— Мама, — всхлипывал он. — Шла бы ты домой, вон промокла как, ни на что не похожа…

— Что ты плачешь, глупенький? Вон как льёт, просто не нарадуешься! — И она отвела зонт к голове сына. — И ведь как долго такого ливня не было, с тех самых пор, как мы сюда перебрались. Красота, никогда двор не был таким чистым. — Она указала на нужник, на сияющую черепицу крыши, на извивающуюся змейкой дорожку, на иссиня-чёрные листья утуна и возбуждённо продолжала: — Не только у нас чисто, но и во всех дворах города. Не будь такого славного ливня, весь город провонял бы и сгнил.

Я лаем продемонстрировал, что одобряю её мнение.

— Вот, слышишь, не только мама, но даже наш пёс этому ливню рад.

И она пихнула сына к дому. Мы с ним — один, стоя у входа в дом, другой, присев у входа в пристройку, — смотрели, как она моется посередине дорожки. Фонарь под стрехой она велела погасить, двор погрузился во тьму, и лишь частые отблески молний освещали её тело. Она намылила тело и голову раскисшим под дождём зелёным мылом и стала тереть. Пены было много, голова стала большой, по двору разнёсся приятный аромат. Капли падали всё реже, ослабел и шум дождя, на улице журчали потоки, вслед за молнией прокатился рокот грома. Подул лёгкий ветерок, с утунов закапало. Твоя жена сполоснулась водой из ведра, стоявшего у колодца, и умывального таза. Молнии выхватывали её изуродованный зад и густые чёрные волосы.

Наконец она вошла в дом. Я учуял запах полотенца, которым она вытиралась. Потом открылся платяной шкаф, из которого пахнуло нафталином. Наконец можно перевести дух. Хозяйка в своём гнёздышке, спокойной ночи.