Устал рождаться и умирать

Брат скинул куртку, надел форму и шапку, затянул ремень на поясе, приладил пистолет. Вот он снова молодцеватый командир, вроде даже повнушительнее, чем раньше. Как настоящая портниха, а ещё больше как жена, она ходила вокруг — то складку потянет, то воротник поддёрнет. Встала перед ним, поправила шапку и с некоторым сожалением сказала:

— Тесна немного, но у меня всего один отрез был, пришлось укладываться. На будущий год весной поеду в уезд, куплю пару чи, сошью новую.

Я понял: у меня никаких шансов.

ГЛАВА 19

Цзиньлун ставит пьесу к Новому году. Лань Лянь скорее умрёт, но не отступится от прежних идеалов

После того как у брата с Хучжу всё наладилось, он стал значительно сдержаннее. Революция меняет общество, женщина делает другим мужчину. Около месяца он не устраивал собрания разоблачения и критики с их пинками и зуботычинами, зато организовал десяток с лишним представлений современной революционной музыкальной драмы цзинцзюй.[129] Прежде застенчивая Хучжу стала смелой и энергичной, исполненной энтузиазма. Я и не знал, что у неё такой прекрасный голос, что она сможет исполнять столько фрагментов из образцовых спектаклей. Если у неё была партия тётушки А Цин, брат пел арии Го Цзяньгуана.[130] А когда она выступала как Ли Темэй, брат играл роль Ли Юйхэ.[131]

Поистине прекрасная пара, этакие Цзиньтун и Юйнюй.[132]

Нужно признаться, моим мечтам о Хучжу не суждено было сбыться: как говорится, «захотела жаба лебединым мясом полакомиться». Спустя много лет паршивец Мо Янь признался мне, что тоже мечтал о ней. Ну ладно, возмечтала большая жаба. А вот что маленькой тоже захочется, не думал не гадал.

Какое-то время во дворе усадьбы звучали хуцинь[133] и флейта, выводили мелодии мужские и женские голоса. Революционный центр стал центром литературы и искусства. Ежедневные собрания по разоблачению и критике с избиениями и горькими стенаниями волновали лишь поначалу, со временем это надоело и стало страшно раздражать. От того, что проявление революционной активности у брата изменилось, люди и смотреть стали на всё по-другому, на лицах появились улыбки.

К участию в оркестре привлекли зажиточного крестьянина У Юаня, мастера игры на хуцине. Не избежал этого и Хун Тайюэ с его богатым опытом исполнения песенок. Он выполнял обязанности дирижёра, стуча сверкающим бычьим мослом. Даже «подрывные элементы», убиравшие снег с улицы, работали лопатами и тоже подпевали доносившейся со двора музыке.

В канун Нового года брат с Хучжу, несмотря на ветер и снегопад, отправились в город. В путь они пустились со вторыми петухами, а вернулись на другой день вечером. Ушли пешком, а обратно приехали на гусеничном тракторе «дунфанхун» производства Лоянского завода.[134] Этому мощному трактору плуги бы тянуть во время пахоты и косилки на жатве, а уездные хунвейбины использовали его как транспортное средство. Теперь им ни метели, ни непролазная грязь на дорогах нипочём. Трактор не пошёл на шаткий каменный мост, а пересёк реку по льду, перевалил через дамбу и покатил по центральной улице прямо к нашему двору. Классная штука, идёт хоть бы что, а на полном газу просто летит. Снежная каша разлетается из-под огромных гусениц во все стороны, а позади остаются две глубокие рытвины. Из выхлопной трубы впереди вылетают колечки сизого дыма. Они мощно устремляются вверх, как медные тарелки, кружатся и сталкиваются, звонко и ритмично, раскатываются эхом, распугивая воробьёв и ворон, которые с отчаянными криками разлетаются кто куда. На глазах собравшихся из кабины выскочили брат с Хучжу. Следом вылез мрачный юноша с худым лицом. Короткий ёжик волос, очки в чёрной оправе, подёргивающиеся щёки, красные от холода уши, застиранная добела синяя форменная куртка на подкладке, большой значок с Председателем Мао на груди, свободно болтающаяся низко на руке красная повязка. Сразу видно — хунвейбин бывалый.

Брат велел Сунь Бяо взять горн и созывать народ:

— Труби экстренный сбор.

На самом деле давать сигнал не было нужды: все деревенские, кто мог ходить, уже явились и окружили трактор. Если бы просто посмотреть — нет, тут же стали языками чесать, обсуждая эту могучую махину.

— Приварить к этой штуковине башню, установить пушку — и пожалуйста, вам танк! — оценил один знаток.