Установленный срок

– Граундл хочет избавиться от меня, – повторил он тем же тоном. – Но он не найдет, что со мной так уж легко справиться. Ева уже совершенно его не любит. Ева считает, что эта затея с предсмертным колледжем отвратительна. Она говорит, что ни один добрый христианин до этого не додумался бы.

– Ребенок – милый ребенок, но все же только ребенок, и воспитанный матерью со всеми старыми предрассудками.

– Я мало что знаю об этом. Я никогда не знал порядочной женщины, которая не была бы христианкой. Ева, во всяком случае, хорошая девушка, раз пытается спасти своего отца, и вот что я вам скажу – еще не поздно. По моему мнению, Джек Невербенд в десяти случаях к одному лучше, чем Абрахам Граундл. Конечно, обещание было дано, но обещания – это как корка для пирога. Разве вы не думаете, что Джек Невербенд достаточно взрослый, чтобы жениться, и что ему нужно только сказать, чтобы он решился на это? Литтл-Крайстчерчер подойдет ему так же хорошо, как и Граундлу. Если он не слишком высокого мнения о девушке, то должен подумать об овцах.

Не высокого мнения о девушке! Как раз в эти дни Джек утром, днем и вечером говорил с матерью о Еве и угрожал молодому Граундлу всевозможными наказаниями, если тот будет упорствовать в своих притязаниях. Только вчера он грубо оскорбил Абрахама и, как у меня были основания подозревать, не раз ездил в Крайстчерч по каким-то тайным делам, о которых, по его мнению, необходимо было держать старика Красвеллера в неведении. И тут ему заявляют, что Джек не слишком высокого мнения о Еве и ему следует отдать предпочтение присмотру за овцами! Он бы пожертвовал всеми овцами в округе ради того, чтобы полчаса побыть с Евой наедине. Но он боялся Красвеллера, который, как он знал, одобрил помолвку с Абрахамом Граундлом.

– Я не думаю, что нам нужно втягивать Джека и его любовь в этот спор, – сказал я.

– Только, знаете ли, еще не поздно. Как вы думаете, можно ли уговорить Джека прислушаться к этому?

Да погибнет Джек! Да погибнет Ева! Да погибнет мать Джека, прежде чем я позволю подкупить себя таким образом, чтобы отказаться от великого смысла всей моей жизни! Это, очевидно, и было целью Красвеллера. Он пытался соблазнить меня своими стадами и отарами. Соблазн, если бы он знал об этом, был бы связан с Евой, – с Евой и настоящей, искренней, честной любовью моего галантного мальчика. Я знал также, что дома я не осмелюсь сказать жене, что мне было сделано предложение и я его отверг. Моя жена не смогла понять, Красвеллер не смог понять, как сильна может быть страсть, основанная на убеждении всей жизни. И честность, простая честность, запретила бы это. Чтобы я заключил сделку с человеком, уже предназначенным к уходу, – чтобы он был выведен из своего славного, почти бессмертного состояния за взятку мне и моей семье! Я называл этого человека своим другом и братом, но как мало он знал меня! Если бы я мог спасти весь Гладстонополис от неминуемого пожара, уступив хоть дюйм в своих убеждениях, я бы не сделал этого в моем тогдашнем состоянии духа; и все же этот человек, мой друг и брат, полагал, что меня можно заставить изменить убеждениям с помощью красивых склонов и тучных стад Литтл-Крайстчерча!

– Красвеллер, – сказал я, – давайте держать эти две вещи отдельно; или, скорее, обсуждая важный вопрос о Установленном сроке, давайте забудем о любви мальчика и девочки.

– Но овцы, и волы, и пастбища! Я еще могу составить свое завещание.

– Овцы, волы и пастбища тоже должны быть забыты. Они не имеют никакого отношения к решению этого вопроса. Мой мальчик дорог мне, и Ева тоже дорога, но ради спасения их молодых жизней я не могу согласиться на ложь в этом деле.

– Ложь! Здесь нет ни капли лжи!

– Тогда не нужно договариваться о Еве, и не нужно обсуждать стада и отары по этому поводу. Красвеллер, вам сейчас шестьдесят шесть, а в следующем году будет шестьдесят семь. Тогда наступит период вашей подготовки, а в следующем году, через два года, заметьте, наступит Установленный срок вашего ухода.

– Нет.

– Разве это не правда?

– Нет, вы перенесли все это на год вперед. Я никогда не был старше вас более чем на девять лет. Я помню все так хорошо, как будто это было вчера, когда мы впервые договорились уехать из Новой Зеландии. Когда вас нужно будет сдать на хранение?

– В 1989 году, – осторожно ответил я. – Мой Установленный срок – 1990 год.

– Точно, а мой на девять лет раньше. Он всегда был на девять лет раньше.