– Что! – сказал я. – Неужели ты, британулка и моя жена, намерена обратить особую славу Британулы к позору ее народа? То, что мы готовы были бы назвать высшей честью, как достижение прогресса и мировой цивилизации, о чем до сих пор даже не помышляли другие народы, то, что мы задумали и подготовили во всех деталях к совершенному осуществлению, – вы, леди-президент, считаете позором для наших детей! Неужели у вас нет ни любви к стране, ни патриотизма, ни чувства того, что было сделано для благополучия мира в вашей собственной семьей?
Признаюсь, я почувствовала досаду, когда она сказала, что Ева была как бы заражена тем, что она британулка, из-за закона о введении Установленного срока.
– Лучше бы она справилась с этим дома, чем ездить по всему миру и слушать, что о нас говорят другие люди. Может быть, все это и хорошо с точки зрения государственной мудрости, но мир еще не созрел для этого, и над нами будут только смеяться.
В этом была правда, но и определенная доля уступки тоже была сделана. Я могу себе представить, как порхающая бабочка будет смеяться над мучительной работой муравья; и я должен думать о бабочке, которая признается, что она бабочка только потому, что сейчас век бабочек.
– Немногие мудрые, – сказал я, – всегда были посмешищем для глупой толпы.
– Но Ева не из мудрых, – ответила она, – и над ней смеялись бы, не будь над ней вашей философии. Однако я не думаю, что этот человек думает об этом.
Но молодой человек думал и об этом – перед отъездом он так все решился, и попросил Еву выйти за него замуж и плыть с ним в Англию. Мы узнали об этом, когда пришло время, и узнали также, что Ева заявила, что не может так быстро принять подобное решение. Так было сказано, когда приближалось время отплытия яхты. Но мы не слышали этого ни от Евы, ни от Красвеллера. Все эти новости дошли до нас от Джека, и Джек в данном случае был несколько ошеломлен.
Время шло, и тренировки на площадке в Литтл-Крайстчерче продолжались. Случилось несколько несчастных случаев, но крикетисты не придали им особого значения. Джеку рассекло щеку мячом, сорвавшимся с биты на его лицо, Еву, которая видела это происшествие, в обмороке отнесли в дом. Сэр Кеннингтон повел себя учтиво и сам привез его домой в своем мотоцикле. Нам потом сказали, что это было сделано по указанию Евы, потому что старому Красвеллеру было бы неприятно видеть мальчика в своем доме, поскольку он не мог в своих нынешних обстоятельствах принять ни меня, ни мою жену. Миссис Невербенд торжественно поклялась, что заставит Джека бросить крикет, но на следующий день Джек снова играл, причем лицо его было заклеено черным шелковым пластырем. Когда я увидел, как Боббс работает над ним, я подумал, что одна сторона его лица исчезла, и что его глаз будет не совсем на месте.
– Все его шансы жениться на Еве пропали, – сказал я жене.
– Мерзкая маленькая эгоистичная шлюха! – сказала миссис Невербенд.
Но в два часа следующего дня Джека уже подлатали, и ничто не могло удержать его в Литтл-Крайстчерче. Боббс был с ним все утро и заверил его мать, что если он сможет выходить на улицу и заниматься спортом, то его глаз будет в порядке. Мать предложила прогуляться с ним в городском парке, но Боббс заявил, что для поддержания глаза на должном месте необходимы активные упражнения, и после обеда Джек был в Литтл-Крайстчерче, управляясь со своим паровым боулером. После этого Литтлбат, один из английских профессионалов, сломал ногу и был вынужден лежать на одном боку, а молодой Граундл получил травму нижней части спины и больше не появлялся на поле.
– Моя жизнь сейчас слишком дорога для Ассамблеи, – сказал он мне, оправдываясь.
Он сослался на дебаты о Установленном сроке, которые, как он знал, возобновятся, как только уедут крикетисты. Я, несомненно, очень зависел от Абрахама Граундла и согласился. После этого матч продолжался с пятнадцатью игроками с каждой стороны, так как, хотя у каждой стороны были запасные игроки, они не могли договориться, как их использовать. По их словам, наш запасной человек был лучше, чем их, и они хотели, чтобы мы взяли второго похуже, на что наши люди не согласились. Поэтому в конечном итоге в игре участвовало всего тридцать человек.
– Получается, один из наших должен вернуться с женой, – сказал лорд Мэрилебон за нашим столом за день до того, как должен был состояться матч.
– О, неужели, милорд! – сказала миссис Невербенд. – Я рада, что британульская молодая леди оказалась такой эффектной. Кто этот джентльмен?
По лицу моей жены и по тону ее голоса было легко понять, что она сильно взволнована этой новостью.
– Сэр Кеннингтон, – сказал лорд Мэрилебон. – Я полагаю, вы все слышали об этом.
Конечно, мы все слышали об этом, но лорд Мэрилебон не знал, каковы были планы миссис Невербенд в отношении ее собственного сына.
– Мы знали, что сэр Кеннингтон был очень внимателен, но от вас, иностранных джентльменов, невозможно узнать, что это значит на самом деле. Жаль, что бедной Еве, которая по-своему хорошая девушка, вскружили голову. – сказала моя жена.