– Не знаю. Честно говоря, не представляю себе, каким должен быть мой муж. Пока что меня окружают лишь кандидаты. Ладно, Катерина, поехали к Перовым.
– А что вы им скажете? – заволновалась Светлана Петровна, прижимая к груди электрический чайник. – Надеюсь, обо мне ничего не…
– Все будет хорошо. У нас в хозяйстве банки имеются? Мы же вроде как за молоком к ним приедем.
Дом Перовых, выкрашенный в голубой цвет, утопал в зелени. Перед домом, в маленьком палисаднике, огороженном деревянным низким заборчиком, стояли два запылившихся молодых вишневых деревца.
Надежда Перова, худощавая голубоглазая женщина лет сорока, вышла к нам одетой явно не по возрасту – ее рано постаревшее от тяжелой физической работы тело в джинсовых шортах и белой майке, с бледной синюшной кожей в фиолетовых прожилках, смотрелось жалко. Увидев нас, она засмущалась.
– Мы за молоком, – сказала я. – Нам сказали, что у вас очень хорошее, жирное молоко.
– Так оно жирное потому, что я его не разбавляю! – улыбнулась женщина. – Проходите.
– Уф, жара какая, – сказала Катя. – У вас водички холодной не найдется?
– А компот клубничный не хотите? Из холодильника?
Мы с Катей переглянулись.
– Да вы проходите в дом, не стойте на солнце. – Хозяйка пригласила нас в дом, не понимая еще, что впустила туда огнедышащих драконов.
Мы разговаривали с ней ни о чем, попивая холодный компот и разглядывая все, что могло указать нам на серьезное улучшение материального состояния. И как бы тщательно хозяева ни скрывали это от посторонних глаз, в особенности от тех, кто заглядывал в их дом часто (любопытные соседи, родственники, особенно участковый), кое-что их выдавало с головой. Все было замаскировано, но не настолько, чтобы укрылось от наших с Катей глаз.
Заведя беседу о Лобанове, о жителях, семье, Катя манипулировала хозяйкой, как хотела, лишь бы отправить ее куда-нибудь из кухни. Кухня – это домашний очаг, здесь есть такие места, где что-нибудь да выдаст с головой разбогатевших бедняков.
Перова бегала постоянно в комнату. Вынося Кате то альбом с семейными фотографиями, то носовой платок, то пепельницу для меня… Во время ее отсутствия нами были обнаружены следующие улики, свидетельствующие о том, что на семью обрушилось несметное богатство.
Так, в холодильнике за банками со сметаной мы увидели две запечатанные баночки с черной икрой.
– Сто грамм по семь с полтиной тысяч, – вздохнула Катя, – это сколько же ей, Наденьке-то нашей, надо литров молока надоить, пусть даже по двести рублей литр, чтобы купить хотя бы одну баночку!
На кухонном шкафу, на самой верхотуре, прикрытую старым полотенцем, мы разглядели новенькую цветную коробку с кухонным комбайном «Китчен Айд». Это вообще астрономические деньги! Да и зачем обыкновенной крестьянке такая зверь-машина в шестьдесят тысяч рублей?
– Королевские креветки! – Катя выудила из помойного ведра упаковку из-под морского деликатеса. – Не помню, когда покупала, хотя я как бы не бедствую. Хорошие креветки стоят под восемьсот рублей за килограмм. А наши-то Перовы решили пуститься во все тяжкие!
Пока Катя рыскала по кухне в поисках доказательства внезапного (наверняка преступного) обогащения Перовых, я вышла на крыльцо, прошла пару шагов и увидела захиревший под окнами дома розовый куст.
Не знаю, что толкнуло меня пройти дальше, под навес, и через сарай выбраться наружу, в сад, вернее, огород с картошкой и бледно-зелеными кляксами молодой капусты на грядках. Справа от меня смердела куча коровьего навоза. И так эта куча не вязалась с американским кухонным комбайном, что я и сама выматерилась отчаянно. Я бы и ушла, задумавшись о несправедливости бытия, если бы не заметила торчащий из кучи дерьма белый с черным кантом треугольник, сильно смахивающий на угол автомобильного номера. Изловчившись, чтобы не поскользнуться на дерьме, я с помощью вил, обнаруженных в сарае, вытащила это сокровище наружу. Достала телефон и сфотографировала. Сердце мое колотилось, меня тошнило, я была близка к обмороку: это были номера моей машины!
Я позвонила Мишину, тихо, чтобы меня никто не услышал (откуда мне было знать, может, по всему хозяйству Перовых расхаживали члены семейства, включая мужа), рассказала, где мы с Катей, о своих находках.
– Понятно, он продал машину… Не говоря уже о компьютерах и прочем, – сказал Мишин. – Вы возвращайтесь домой, словно ничего не знаете, и ни в коем случае, слышите, не выдайте себя. И предупредите вашу подругу, чтобы она там не сорвалась, чтобы не набросилась на Перову.
Я вернулась в дом с улыбкой, приклеенной мне самими обстоятельствами. Катя, к счастью, еще не дошла до той степени раздраженности и злости, чтобы кинуться душить Перову, что меня сильно обрадовало.
– Ой, хорошо жить в деревне, – счастливо вздохнула я, потягиваясь. – Ну что, Кать, пошли? Сейчас вернемся домой, молочка попьем, да? Обожаю парное молоко, да с печеньем.
– Вы лучше уж скипятите молоко, мало ли что, – доверительным тоном сказала Надя. – Коровы-то у меня чистые, но всякое может быть. Помните актрису Савинову, так вот она тоже много пила сырого молока, подхватила вирус…