Утаенные страницы советской истории

Уже после распада СССР некоторые историки стали высказывать мнение, что, сохранись Берия во власти в 53-м, их тандем с Маленковым мог бы взять верх в Кремле. Тогда в СССР были бы инициированы глубокие реформы и тем самым продлено существование советской системы. Но это — явное заблуждение. Продуманной программы преобразований у возможного тандема не было, да и расстановка сил в высшем эшелоне советской номенклатуры была такова, что даже при поддержке главы правительства Берия был обречен на поражение в противостоянии с партийным аппаратом во главе с Хрущевым.

На руку организаторам операции 26 июня 1953 года играло то, что позиции Берии в МВД ие были так сильны, как принято считать. Он вернул на ключевые роли в органах госбезопасности лишь небольшую группу чекистов, которые попали в опалу при Игнатьеве (1951–1952) или даже раньше — во времена Абакумова. Известно, что еще в августе 1946 года Сталин распорядился укрепить МГБ в кадровом отношении — тогда на основании решения Политбюро в органы госбезопасности было направлено около шести тысяч коммунистов и комсомольцев. В итоге «костяк» среднего звена МВД составляли сотрудники, сделавшие карьеру в 1946–1953 годах, т. е. когда Берия уже не мог оказывать заметного влияния на расстановку кадров в органах безопасности.

Весной 1953-го многих в Министерстве внутренних дел раздражала бериевская «игр;, и либерализм, попытка отбросить ранее казавшиеся «естественными» методы работы. Так, став министром, Берия запретил избиения и пытки — в начале апреля он подписал приказ, в котором осуждались «жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки… длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер». Министр потребовал прекратить применение к арестованным мер физического воздействия, уничтожить все орудия пыток.

Внутреннее неприятие вызвало его указание пересмотреть ряд особо важных «политических дел», в том числе дела арестованных врачей, бывших работников МГБ и Главного артиллерийского управления военного министерства. Было признано необоснованным осуждение в 1946 году группы руководящих работников авиационной промышленности и командования ВВС, и в их делах отсутствует состав преступления. Решение прекратить «агентурно-оперативную работу в области сельского хозяйства» было воспринято с непониманием, а впоследствии истолковано как «враждебный замысел», нацеленный на «подрыв колхозного строя». Недовольных Берией в МВД было более чем достаточно…

Своей активностью по амнистированию необоснованно арестованных и наказанию виновных в этом сотрудников госбезопасности Берия настроил против себя и Маленкова, «ахиллесовой пятой» которого были «дело врачей» и дело об Еврейском антифашистском комитете (ЕАК) — его выдвиженец Игнатьев «раскручивал» их при непосредственном участии Георгия Максимилиановича.

Хрущев, исподволь готовившийся к прыжку к высшей власти, подыгрывал в этом вопросе Лаврентию Павловичу: дело Рюмина — Игнатьева позволяло ему, во-первых, ослабить председателя Совмина, во-вторых, рассорить Берию и Маленкова, обратив последнего в своего союзника.

Но «копание» в политических делах конца 40-х — начала 50-х годов задевало и Хрущева, который с декабря 1949 года как секретарь ЦК был вынужден заниматься персональными делами высокопоставленных коммунистов, в том числе и «ленинградской группы». Потому промедление в интриге против Берии было смерти подобно не только для Маленкова, но и для Хрущева.

К лету 1953 года у секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, ставшего в Президиуме ЦК главным выразителем интересов номенклатурных партийных работников, накопилось к «другу Лаврентию» немало вопросов. Он задал их ему на пленуме ЦК 2–7 июля, посвященном обсуждению вопроса «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия». Лаврентий Павлович обвинялся в попытке ограничить функции партийных комитетов решением кадровых вопросов и идеологической работой, поколебать сам принцип партийного руководства. Это, заявил Хрущев, исходило из сознания Берии, что «роль партии должна отойти на второй план».

Никита Сергеевич так преподнес членам ЦК взгляды Берии на роль партии: «Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой». Значит, сделал вывод Хрущев, «Берия исключает руководящую роль партии, ограничивает ее роль работой с кадрами (и то, видимо, на первых порах) и пропагандой. Разве это марксистско-ленинский взгляд на партию? Разве так учили нас Ленин и Сталин относиться к партии»?