Утерянный Горизонт

И в действительности, он был далек от роптания. Поднявшись с утра и увидев сквозь окна мягкую лазурную синеву неба, он почувствовал что в этот момент не выбрал бы ничего другого, будь то Пешавар или Пиккадилли. Ночной отдых имел ободряющий эффект и на всех остальных, что принесло ему радость. Барнард был в состоянии весьма весело шутить о ваннах, кроватях, завтраках, и других гостеприимных удобствах. Мисс Бринклоу призналась, что самый тщательных обыск ее апартаментов провалил выявление каких-либо недостатков к которым она была хорошо подготовлена. Даже Мэллинсон был под легким влиянием полу-угрюмой вежливости. "Я полагаю, что после всего нам не удасться сегодня выехать," бормотал он, "разве что кто-нибудь хорошенько об этом позаботиться. Эти люди -- типичные представители Востока, их ничего не заставишь сделать быстро и эффективно."

Кануэй согласился с его замечанием. Мэллинсон покинул Англию чуть меньше года назад; срок, бесспорно, достаточный для оправдания обобщения, которое, наверняка, он так же будет повторять после двадцати лет здесь. И в какой-то мере это было правдой. Однако Кануэй не считал Восточные нации медлительными до ненормальности, скорее англичане и американцы были в жару постоянной и даже нелепой лихорадки в своих метаниях по свету. Эта была точка зрения которую он врядли расчитывал разделить с кем-нибудь из своих друзей с Запада, но с возрастом и опытом склонялся к ней больше и больше. С другой стороны, было достаточно ясно, что Чанг ловко изворачивался и что нетерпению Мэллинсона существовало множество оправданий. Кануэйю где-то тoже хотелось чувствовать нетерпение, чтобы облегчить состояние мальчишки.

Он сказал: "Я считаю нам лучше выждать и посмотреть что принесет сегодняшний день. Было бы, наверное, слишком оптимистичным ожидать от них чего-либо прошлым вечером."

Мэллинсон резко на него глянул. "По-твоему, значит, я сделал из себя дурака будучи таким настоятельным, я так понимаю? Ничего не мог поделать с собой, я думал, да и до сих пор так считаю, что китаец этот ужасно подозрительный. Тебе то удалось хоть как-то понять его после того как я отправился спать?"

"Мы долго не задерживались с нашими разговорами. Он был скорее смутным и неопределенным в большинстве вопросов."

"Сегодня мы должны хорошенько его расшевелить."

"Несомненно," согласился Кануэй без особого энтузиазма насчет этой перспективы. "Между прочим, отличный завтрак." Завтрак состоял из грейпфрута, чая и безупречно приготовленных и поданных чэпатти[6]. По окончанию принятия пищи вошел Чанг и с небольшим поклоном начал обмен общепринятых вежливых приветствий которые, на английском языке, звучали немного неуклюже. Кануэй предпочел бы говорить на китайском, но к настоящему моменту не подал и знака своего знакомства с восточными языками; он чувствовал, что это могло быть хорошей картой в его руках. Он мрачно выслушал вежливые фразы Чанга, и уверил его в том, что прекрасно спал и чувствует себя намного лучше. Чанг выразил свое удовольствие и добавил: "Истинны слова Вашего национального поэта : "Cпутанный рукав тревог разглажен сном.""

Это проявление эрудиции было не очень хорошо встречено. Мэллинсон ответил с тенью презрения, той, которая должна находить на каждого здравомыслящего юного англичанина при упоминании поэзии. "Я так полагаю, Вы имеете в виду Шекспира, хотя цитаты не узнаю. Но мне известен кое-кто другой, кто говорит "Не стой над порядком пути своего, трогай сразу." Без того чтобы быть невежливыми, это именно то, на что все мы сегодня настроены. И мне хочется заняться поиском проводников тот час же, этим утром, если у Вас нет возражений."

Китаец бесстрастно принял ультиматум, и пространно ответил: "Мне очень жаль сообщить Вам, что занятие это принесет небольшую пользу. Я боюсь что у нас нет ни одного человека который желал бы сопровождать вас так далеко от дома."

"Но, Бог мой, Вы что думаете, мы собираемся принять это за ответ?"

"Мне искренно жаль, но я не могу предложить ничего другого."

"Вы кажется успели все это подрасчитать с прошлой ночи," вставил Барнард. "Тогда в Вас не было этой мертвой уверенности."

"Мне не хотелось разочаровывать вас когда вы были так утомлены дорогой. Сейчас, после освежающей ночи, я надеюсь, дела предстанут перед вами в более благоразумном свете."

"Послушайте," резко вмешался Кануэй, "все эти формы неясности и уклончивости не помогут. Вы знаете, что мы не можем оставаться здесь в неопределенности. Настолько же ясно, что самим нам так же уйти не под силу. Что, в таком случае, Вы предлагаете?"