Утешение

Передвигались рывками, когда ракета гасла. Несколько мгновений, покуда взлетала следующая ракета.

Нейтральная полоса. Здесь стреляют с двух сторон. Палят по всему, что движется – и свои, и чужие.

Отползли метров двести, Полесников дал знак маскироваться.

"Сколько их будет?" – обожгло холодом. Камышин подумал, что немецких разведчиков может быть трое… четверо… пятеро…

Замаскироваться. Залечь в ложбинку, укрыться плащом, сверху – комья земли, листья, мох. Ждать. Теперь только ждать.

Сон накатывает незаметно, шепчет ласковые слова, показывает красивые картинки. Вот дом в два этажа, фигура мальчика у фонтана, остановка трамвая, лоток с мороженным. Навстречу бежит девушка…

Хрустнула веточка. Сон слетает мгновенно. Ползут двое – сердце Камышина облегчённо трепещется. Двое. Сапёры. Дотошные немцы хотят прежде разминировать проход по нашим полям. Это не разведчики – сапёры. Повезло.

Нож под левую мышку, ладонь на лицо – закрыть рот, запереть его, запечатать. Ни звука! Только сдавленная ярость врага и тёплая струйка крови. Сдохни, мразь.

Полесников даёт знак переодеться. "Переодеться? – мгновение Камышин сомневается. – Пожалуй, он прав. Будет сподручнее".

Свою одёжку прикопали, натянули чужую, немецкую – запах другой, незнакомый. На пряжках надпись: "Бог с нами". С нами?

Снова в путь. Ползти неудобно, чужая шинель мешается. Впереди проволока. У самой земли едва заметная щель. Всё верно – сапёры заходили отсюда.

До немецких окопов – метров шесть. Табачный дым, стон, причитания спящего. Тихий лающий говор. Близко. Очень близко. Случайный взгляд поверх бруствера грозит гибелью.

Проползли вдоль траншеи. Повезло – часовой задремал. Раскрытыми пустыми глазами смотрит в ночь. Камышин потянулся за ножом, Полесников дал знак отставить.

К рассвету добрались до опушки леса. Здесь можно вздохнуть. Полесников вынул карту, сделал пометки.

Лес, такое складывается впечатление, замер, ждёт боя. Штабель мин, укрытый лапником. Сложенные артиллерийские снаряды. Ячейка с насыпью и утоптанной площадкой – место для миномёта. Где-то рядом должна быть батарея.

Полесников поднял руку – стой, – резко опустил вниз – ложись! Оба мигом упали на землю, укрылись плащ-палатками. Протарахтел мотоцикл, следом ещё один. Камышин притих, ждал знака двигаться дальше, Полесников медлил.

Оружие разведчика – выдержка и терпение. Не автомат и не граната.

Красный провод, замаскированный листьями. Телефон. Значит рядом блиндаж или застава. Подползли ближе. Слышна речь. Хриплый голос отдаёт распоряжения. Камышин прислушался. В блиндаж вбегают и выбегают солдаты. Перекрытие в четыре наката. Штаб.

Час пролежали неподвижно, ждали, когда пройдёт колонна. Углубились в лес. У дорожной развилки танк врыт по "плечи" в землю. Подвижная огневая точка на случай прорыва пехоты. Умно. Рядом отдыхает экипаж. Солдаты смеются. Гудит губная гармошка. Опасности не чувствуют.

Наконец артиллерийская батарея. Полный состав плюс два обособленных расчёта – смотрят в стороны. Всё продумали немцы.

Танковый взвод обнаружился в балке. Балка раздваивалась, двумя своими крылами выходила к флангам. Здесь природа на стороне фашистов.

Время вышло. Пора было возвращаться. Полесников дал знак отойти в чащу, затаиться. Здесь перекусили: глоток воды, сухарь за щёку – пусть размокнет. Когда во рту вкус хлеба, голод притупляется.

– Почему ты взял меня? – спрашивает Камышин.

– Проверить. Теперь я тебе доверяю. Как раньше.

– Неужели ты подумал, что я его специально?

– Это не имеет значения. – Опять в глазах Полесникова упрямая уверенность. Истина, с большой буквы, мать его. – Что случилось, то случилось. Теперь ты должен воевать за двоих.

– Что это значит?

– Значит, что ты должен убить четырёх фрицев за себя и четырёх за Пашку Рябина. Это твой долг. Я буду присматривать.

– Присматривай, увалень,– Камышин выдыхает. – В паре воевать сподручнее.

Возвращаться труднее психологически: ноги торопятся, глазам не терпится увидеть знакомые места. Руки суетятся. В этом – опасность.

Шли на расстоянии двадцати шагов. Полесников первым. Молча. Без звука. Не дыша.

Смеркалось, и это было на руку. В сумерках свет неверный, обманчивый. Лес прошли легко, без малейшей зацепки. У опушки остановились. Нужно ждать пока стемнеет совсем.

Очень хотелось курить. Сам того не замечая, Полесников ощупал карманы шинели. Пачка сигарет "Imperium". Почти полная. От греха подальше, смял пачку – звук получился тихий. Нетипичный. Подозрительный. С ветки сорвалась сорока, застрекотала.

Промеж деревьев мелькнул фонарик. Зарычала собака.

– Патруль! – прошептал Камышин.

Маскироваться не оставалось времени. Да и как спрячешься от собак? Решили действовать нахально. Камышин оправил шинель, выступил вперёд. Нервы натянулись в струну.

Патруль:

– Wer ist das? (Кто такие? нем.)

Свет фонарика воткнулся в лицо.

– Pioniere, herr feldwebel. (Сапёры, господин фельдфебель. нем.)